— Профессор, а сколько раз я должна пройтись по Академии без формы, чтобы мне был сделан официальный выговор?

— Трёх будет достаточно, студентка. И учтите, выговор будет делать сам ректор.

— Тогда нам, наверное, не стоит вас задерживать, раз вы направляетесь прямо к нему?

— О чём ты, Лина? — Герман попытался взять мою руку, но я резким движением выдернула её.

— Так об Оливии, конечно же! Я вижу её в третий раз без установленной Уставом формы. Первый был в день моего прибытия сюда, когда я случайно с ней столкнулась в коридоре. Второй — на уроке по зельеварению, где она вам ассистировала. Ну и третий, как вы понимаете, сейчас!

Все были в шоке от моей речи, включая меня саму. Но бесило такое однобокое отношение к правилам. Почему одним можно, а другим — нет?

— Ты… — профессор лишь беззвучно открывала рот, не издавая ни звука.

На Оливию я старалась в этот момент не смотреть, опасаясь её прожигающего взгляда.

— Что здесь происходит? Почему столпотворение? — к нам быстро приближался ректор собственной персоной.

— Ну вот, и идти далеко не надо! Правда, Оливия?

В ответ услышала лишь шипение, слов не разобрать.

Было забавно наблюдать, как с каждым шагом Дамиана (ну а что, он же разрешил называть себя по имени, вот — пользуюсь) меняется лицо профессора по зельеварению. От маски злобной преподавательницы, что готова наказывать за любую провинность, не осталось и следа. Теперь передо мной стояла женщина, что источала само благочестие.

— Господин ректор, здравствуйте! — Белинда вышла вперёд, закрывая собой племянницу.

— Я задал вопрос, — ректор хмуро взглянул на присутствующих в ожидании ответа.

— У нас вышло небольшое недопонимание со студенткой.

Когда мужчина вопросительно посмотрел в мою сторону, решила, что надо всё же сказать правду. А то так и буду вечно девочкой для битья для кого ни попадя:

— Профессор Джефферсон лишь указала мне на недопустимость нахождения в Академии без формы и сказала, какое наказание за этим последует, если она увидит меня в таком виде ещё несколько раз, — я руками показала на своё платье, что, кстати, весьма удачно прикрывало забинтованные руки широкими рукавами. — Я же обратила внимание, что студентка Оливия систематически нарушает данное правило Устава и уточнила, идут ли они к вам за внесением записи в личное дело по поводу этого факта.

На секунду образовалась такая пугающая тишина, что можно было услышать ход секундной стрелки на главных часах в холле.

— Хм-хм, — ректор прокашлялся и прищурившись посмотрел на Оливию, что истуканом застыла возле тёти. — Что с вашей формой?

— Она в стирке. Не успела высохнуть, — ответила за племянницу Белинда.

— Вы знаете, мисс Джефферсон, только на моей памяти я вижу Оливию без формы уже в который раз. Видимо, она настолько неряшлива, что её одежда постоянно нуждается в чистке? Может, перевести вас на бытовой факультет? Возможно, там вы научитесь следить за своей одеждой более внимательно.

О, даже я не ожидала такого ответа от ректора. Думала, пожурит её немного да велит больше так не делать.

Красная как рак Оливия всё ещё молчала, только изредка поглядывая на Германа, который стал свидетелем её позора. Хотя, насколько я помню, даже он ей говорил про мантию ещё в тот самый раз, когда мы с ней впервые встретились.

— Простите, господин ректор. Этого больше не повторится. Позвольте мне идти, — она жалобно посмотрела на него, и после утвердительного кивка быстро направилась в сторону жилых комнат.

— Что касается вас, миссис Джефферсон, то правила Устава, за соблюдение которых вы так радеете, позволяют студентам носить ту одежду, что у них имеется, пока те не получат новую форму. Советую, во-первых, повторить данные пункты, а во-вторых, внести замечание в личное дело мисс Оливии. Я позже проверю. И на будущее, прежде чем раздавать студентам наказания, было бы неплохо разобраться в ситуации.

— Хорошо, господин ректор, — согласилась женщина, став белой от злости.

— Не смею задерживать.

Незаметно для меня мы с ректором остались наедине. Нет, конечно, вокруг нас то и дело сновал народ, но было ощущение, что мы находились с ним в каком-то вакууме, где были только вдвоём.

— Что сказала миссис Курати?

— Осмотрела меня, промыла раны и наложила повязки. А ещё дала какую-то мазь. В остальном сказала, что всё в норме.

— Пойдём, я провожу тебя до общежития. Мало ли кому ещё придёт в голову выдать тебе наказание за отсутствие формы, — он отошёл, пропуская меня вперёд.