Шрифт:
— Если вдруг меня не будет, то после еды складывайте всё сюда.
Под моими руками посуда растаяла вместе со следами трапезы.
— У вас так не получится — станция слышит только меня. А чистоту нужно поддерживать.
Он нахмурился.
— Я? Мыть посуду?
Я даже застыла на месте.
— Нет, мыть не надо. Просто сложить сюда, — повторила терпеливо.
— Но ведь это не мужская работа!
Я уселась на стул и, поставив локоть на столешницу, белую, гладкую, абсолютно чистую, оперлась подбородком на пальцы.
— То есть, если бы я мыла посуду, это было бы нормально? — нет, мне правда было интересно.
Он помялся, нахмурился и сел напротив.
— Нет, Ольга, и это тоже было бы неправильно. Вы высокородная, вы здесь хозяйка. У нас должны быть слуги, и где-то здесь они есть!
— Алессей, — мне было забавно это слышать, но этот момент нужно было прояснить. — Мне они не нужны. Мне служит Вселенная, как ей служу я. И я не понимаю, почему мужчина не может сложить посуду туда, где она станет чистой? Или как у нас — просто исчезнет?
— Мужчина должен заниматься мужскими делами!
Пф, как пафосно.
— А какие они, мужские дела?
— Магия! Война! Охота!
Я сидела, скрестив руки, и смотрела на него.
— А кто мыл посуду, стирал, убирал у вашего учителя, Алессей?
— Приходила прислуга.
— А если бы вы жили в глухом лесу? Ведь бывают же маги-отшельники. Как тогда?
Он поднялся, отошёл к стене и, стоя ко мне спиной, пробормотал:
— Не знаю. Я бы у такого не учился. Наверное...
— А вот операция, которую я вам сделала, это женская или мужская работа?
Он наклонил голову, всё так же не поворачиваясь ко мне.
Молчание становилось слишком долгим и буквально кричало — он со мной не согласен.
— Алессей, я не прошу ничего мыть. Просто относите посуду вот в то окошко.
Он передёрнул плечами и промолчал.
А на следующий день на пути в зал силы (я это поняла по снаряжению, которое воплощала ещё вчера, а сегодня видела на Алессее) он, заметив меня, остановился. Я сидела на диване и читала толстую книгу – Всёля мне преподнесла сегодня утром интересный трактат по заболеваниям, вызванным мыслями самих пациентов. С трудом оторвалась, услышав:
— Ольга, я много думал по поводу мужской и женской работы. Мне трудно изменить мнение, но могу предположить, что у разных людей оно разное. И не только по этому вопросу.
Я приподняла бровь.
— Это очень сложно, — вымучивал он дальше, спотыкаясь и с трудом подбирая слова. — Наверное, у каждого есть своё задание, свой долг. И если ваш долг лечить людей, то вы ему следуете и это ваша служба. Чей-то долг — заниматься низменными делами, например, рубить дрова или... убирать на кухне. И он делает это.
Я молча слушала. Было интересно: маг, кажется, пытался извиниться. А ещё – он думал. Думал о том, что я ему говорила, думал о моих словах, как о словах равной.
Это глупо, конечно, всё время всех людей сравнивать с Игорем глупо, я знаю. Но мне, в общем-то, больше и не с кем было. Не с отцом же? Но даже если и с ним, то Алессей у всех выигрывал. Мне хотелось улыбаться от того, как я себя чувствовала, осознавая это. Но улыбаться было нельзя – маг неправильно понял, отнеся улыбку к теме разговора.
— Вы согласны со мной? — спросил он резко, ещё и пристально в глаза мне уставился.
— Возможно.
— Ольга, собираемся!
Всёлин голос прозвучал оглушительно. И я только сейчас поняла, что она довольно давно со мной не разговаривала. Вставая с дивана, я быстро воплотила свой походный костюм, мысленно спрашивая, что взять с собой и что может пригодиться.
— Исследовательское оборудование, — буркнула Всёля.
И я почувствовала в руке тяжесть походного чемоданчика. Я обернулась к застывшему магу и попрощалась:
— Не скучайте. У меня вызов.
ГЛАВА 10. Алессей и Машэ
Нос уловил неприятный запах, и я повернулась к открытой двери. Там, за ней, хмурилось низкое небо, где-то совсем рядом плескалась вода. И именно оттуда тянуло гниющими водорослям и, кажется, болотом.
Куда же Всёля в этот раз меня занесла?
Мир оказался новым. То есть совершенно неожиданным для меня, таким, что я даже не могла представить ничего подобного. Сплошное болото с нечастыми островками буйной тропической растительности, настолько зелёной, что даже на вид она казалась ядовитой.