Но вместо этого Маэс приказал посадить валлена в воздушную клетку и охранять. Если Мел поймала его и посчитала нужным притащить сюда, значит на то были серьезные причины.

К сожалению, сам валлен не умел говорить. Корона, которую пытался приладить к нему магистр Рамэй не действовала и показывала только камни и серую муть, а крошка Эсса так и не обернулась, поэтому никто кроме самой Мел не мог дать пояснений и рассказать, что случилось на самом деле.

— Когда она придет в себя? — хрипло спросил он, не отрывая взгляда от белого лица.

— Я не знаю, император, — низко клонив голову, ответила Доминика, — Мелена здорова и даже иногда улыбается сквозь сон, будто там, где она сейчас ей очень хорошо.

Знать бы, где это место — он бы отправился следом.

Маэс уже давно перестал врать самому себе, что Мел для него всего лишь пленница.

Не пленница она. А та, кто первой врывалась в его мысли, стоило только утром открыть глаза. Та, кого он всегда искал в топле прохожих. Та, ради которой хотелось свернуть горы и без раздумий отдать свою жизнь.

Когда это произошло? Когда он понял, что без нее никак и никуда? На этот вопрос не было ответа. Он только знал, что готов на все, лишь бы она выжила

Когда Доминика ушла, он опустился на койку рядом с Меленой и бережно поправил прядь волос, упавшую на холодный лоб.

— Возвращайся, — произнес тихо и замер, ожидая ответа.

Мелена не шелохнулась, но на какой-то миг на лице проскочило озадаченное выражение. Потом складка между бровей снова умиротворенно разгладилась.

— Знаешь, а ведь я без тебя не могу, — продолжил он и, горько усмехаясь, приложил ладонь к своей груди, — у меня вот здесь пусто. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?

Ему нечего было предложить взамен. Кроме одного.

— Если захочешь уйти, я тебя отпущу. Только возвращайся.

Он действительно был готов ее отпустить. Пусть живет, пусть не с ним, но главное, чтобы была жива и здорова.

Зверь внутри тут же заворчал.

Как не с ним? Как отпустить? Никогда и ни за что! Она принадлежала ему! Полностью, без остатка, а он принадлежал ей. И одна мысль о разлуке вспарывала на живую, причиняя мучение.

— Отпущу. — твердо повторил Маэс, — Клянусь. Только давай…это… открывай глаза.

Он никогда не умел вести проникновенные речи и бросаться трепетными словами, как влюбленный мальчишка. Он был воином. Беспощадным к врагам, жестким и порой жестоким. И он не умел выражать свои чувства, привыкнув всегда держать их под контролем. Да и сами чувства были в новинку. Он знал, что такое дружба, семья, преданность своей стране и людям, но вот такого, когда сердце сжималось и отчаянно дергалось в груди при взгляде на женщину — такого он не испытывал никогда. Это было больно и мучительно сладко. Это было награни. Это было тем, что пугало до дрожи, но давало бесконечную силу, потому что ненависть, сжигавшая поначалу, переродилась в совсем другое чувство, глубокое и сильное, как сама жизнь.

Император был готов весь мир перевернуть с ног на голову, лишь бы Мел пришла в себя. Он чувствовал ее присутствие, легкое и невесомое. Она была где-то рядом, порой казалось, что протяни руку и ухватишь, но Мел неизменно ускользала, оставляя после себя щемящую тоску.

Он еще раз прикоснулся к холодной щеке и поднялся:

— Я тебя жду. Кто будет меня доводить до белого каления и испытывать нервы на прочность? Кто будет поступать по-своему, наплевав на мои приказы? Давай, девочка, возвращайся.

Маэс покинул лазарет в разобранных чувствах. За отстраненной маской пылал такой пожар, что никакими ливнями не погасишь.

Впереди раздался тяжелый грохот кованых сапог и крики:

— А, ну иди сюда, мерзавка мелкая!

И навстречу ему, прямо под ноги выкатился маленький пушистый комок. Неуклюже взмахнув крыльями, Эсса попыталась проскочить мимо Маэса, но тот одним молниеносным движением встал у нее на пути и, подхватив за шкирку поднял, в воздух.

— Попалась.

Маленькая рысь зашипела и вцепилась зубами в его руку, но когда Маэс никак не отреагировал, продолжая молча наблюдать за ее бунтом, она как-то сникла, перестала его жевать и угрюмо свесила кисточки.

— Вы поймали ее…слава богам, — следом выскочил запыхавшийся стражник. — только дверь приоткрыли, чтобы еду принести в башню. А она – шмыг! И понеслась! Боялись, что на улицу вырвется и все, поминай как звали, а она сюда прибежала с перепугу.

Маэс хмыкнул, потому что маленькая рысь выглядела сердитой, решительной и расстроенной, но никак не испуганной.

— Давайте, я отнесу ее обратно

Снова раздалось шипение.

— Не надо. Пока будет со мной. — коротко распорядился Маэс, и когда горе-няньки ушли, поинтересовался, — ты ведь к ней шла?