И снова у нее зашлось сердце, и перед глазами яркой вспышкой полыхнула картина из прошлого. Те же глаза, та же стремительно приближающаяся пасть с диким оскалом, то же ощущение неминуемой смерти. По телу разлилась внезапная слабость. Она просто стояла, опустив руки вдоль тела и смотрела как он мчится к ней. И была словно в двух местах одновременно. Здесь, сейчас и в прошлом. В ушах звенели чьи-то крики. Далекие, призрачные, но такие знакомые, что сердце сжалось от тоски.

Тигр налетел на него, как пушечный снаряд. Ударом когтистой лапы отбросил в сторону и тут же набросился сверху, не позволяя встать. Игры закончились.

Не отрывая от Мелены бешеного взгляда, рысь рычал, скреб когтями землю, пытаясь вырваться, но бесполезно. Маэс стоял над ним, придавливал крылья к земле и сжимая зубами тощий загривок.

Длинный полосатый хвост хлестал по бокам, жажда крови и убийства кружила голову. Он был готов свернуть шею, последнему из рысей, только потому что этот убогий кот посмел угрожать его паре.

И Мелена, как назло, стояла перед ними с таким потерянным беззащитным видом, что кровь в жилах сворачивалась.

— Она права, — сказал Брейр, мрачно наблюдая за тем, как плененный зверь с остервенением клацает зубами, пытаясь ухватить хоть кого-то, — он не в себе. Надо его обездвижить.

В тот же момент раздался хруст ломаемого позвоночника, и рысь, взвыв от боли, обмяк.

Ника тихо пискнула, тут зажав себе рот ладонью, и уткнулась в плечо своему мужчине.

Это было жестоко.

Маэс отскочил в сторону и снова стал человеком.

Его немного трясло. Не от того, что сделал – на войне все средства хороши — а от собственных ощущений.

Надо держаться от этой ведьмы подальше! Рядом с ней он терял контроль, думал не о том, что надо, поступал так, как не следовало. С самого начала он думал, что сможет держать ее на задворках, но она раз за разом пробивалась в центр, завладевая вниманием, эмоциями, мыслями. Это выводило из себя.

А ведь Хасс предупреждал…

***

Стеклянный взгляд рыси, остановился на Мелене и больше не двигался. Зрачки превратились в крохотные черные точки, едва различимые на фоне янтаря, и без того слабые крылья, кое-где были разодранные когтями императора, обессиленно распластались по земле. Дышал он поверхностно и почти незаметно.

— Сдох что ли? — хмуро поинтересовался Брейр.

Позади него тихо пискнула Доминика:

— Живой. У него шок от боли.

Маэс с досадой крякнул. Не так он представлял встречу с кем-то из рысей, и уж точно не планировал ломать хребет при первом знакомстве. Но иначе было нельзя. Этот кхассер выглядел совсем диким и неадекватным, он мог кого-нибудь поранить.

— Мне его лечить? — целительница выступила вперед, с опаской глядя на поверженного зверя. Пусть он был не таким мощным, как император, и не таким грациозно-гибким, как Брейр, но зато пугал в разы больше, чем они оба вместе взятые. Столько ненависти было в этом создании, столько злости, что было страшно прикасаться.

Маэс немного помедлил, потом покачал головой:

— Сделай так, чтобы не чувствовал боли, но не восстанавливай спину. Нам надо без проблем доставить его в Асоллу. Там приведем в порядок.

— Надо будет найти того, кто умеет лечить душу, — предложил Брейр.

— Угу, Тиану свою позови, — буркнула Ника, склоняясь над рысью, — уверена, она не откажет тебе в помощи.

— Ты так и будешь припоминать мне это при каждом удобном случае?

— Буду.

Мелену не интересовало, что произошло между этими двумя, кто такая Тиана и почему лекарка так рассердилась, стоило только вспомнить о ней. Ей был не интересен и сам зверь, что лежал лохматой кучей возле их ног, и то, как они планируют тащить его через всю Милрадию. Она смотрела на темный проем пещеры, и ощущала дикий страх, приправленный непреодолимым желанием зайти внутрь.

Что ее тянуло в логово безумца? Она не могла найти ответ на этот вопрос, но пользуясь тем, что остальные были поглощены рысью — Ника подлечивала, убирая боль, а мужчины связывали когтистые лапы и крылья — медленно двинулась в сторону.

Поднялась по ступеням и, напоследок оглянувшись на своих спутников, ступила во мрак пещеры.

Здесь пахло затхлостью, столетней пылью и прелым мусором. Воздух казался таким густым, что его можно было резать ножом. Он обволакивал со всех сторон, гасил шаги, душил.

Сначала тьма казалась непроглядной, но потом глаза начали привыкать. Вскоре она уже могла различать очертания стен, увитых бледно-голубыми прожилками, испускающими едва различимое мерцание.

После первого поворота стало еще немного светлее — тонкая паутина прожилок сливалась в пульсирующие жилы, а еще дальше, из-за следующего поворота виднелся слабый свет. Теплый и подвижный, будто на ветру стояла одинокая свеча.

Аккуратно переступая через камни и обломки оленьих костей, Мелена направилась туда, и с каждым шагом на плечи все сильнее давило ощущение, будто впереди пропасть. Такая глубокая, что уже не выбраться. И тем не менее она продолжала идти. Прижимая руку к груди, давилась непонятными образами, накатывавшими на нее, как волны на морской берег. Она не могла отчетливо различить ни единой картины, но ловила отголоски эмоций. Безумную смесь из страха, боли, отчаяния, беспомощности и стыда. Они не просто вырывались из самой глубины души. Они принадлежали ей. Всегда.