— Да какой ещё туман!.. А ты, Чёрный Коготь, что видел?

Клур нахмурился, глядя в сторону.

— Я видел смерть, — сказал он. — Кончайте разговоры, едем.

Все притихли, и слышно стало, как нептица тянет клювом перо, вычёсываясь.

— Вернёмся на прежний путь? — спросила Ашша-Ри. — Он ушёл.

— Не поеду я туда! — вскричал Йокель. — Хотите, берите телегу, и одного рогача вам оставлю, но туда не поеду! Может, он просто не виден, а сам ждёт.

— Ты жалок! Если то Двуликий, он настигнет на любой тропе. Сойдёт с холма, где захочет...

— Да и мне чутьё подсказывает, что лучше б не соваться обратно, — вмешался Нат. — Он-то, может, и сойдёт, где захочет, да надо ещё, чтоб захотел. А будем у него под носом крутиться... Был бы я богом, я б таких прихлопнул. А чего, сами напрашиваются.

— Вы, трусливые души! Он не такой, как вы. Он оценит смелость. Нужно было не сворачивать, а ехать прямо!

— Ага, чтоб ему было удобнее нас давить!..

— Тихо! — прикрикнул Клур. — Едем дальше. Возвращаться не будем.

— Во, выкусила?

— Но почему?..

— Я сказал, и этого должно быть достаточно.

Клур сжал колени, вынуждая рогача тронуться с места. И если Ашша-Ри и хотела что-то добавить, она сдержалась и промолчала.

— Ты ведёшь нас к упокоищу! — воскликнул им вслед старый охотник. — Стой, чёрный пёс!

Он поскакал за Клуром. Понял, что не остановит, и придержал рогача, перекрыв телеге путь.

— Что будет, если мы прогневаем богов? Твой камень, как велика его сила?

— Ну, видно, сейчас и проверим, — ответил Нат. — Выбора-то нет: или вперёд, или назад. А ты что скажешь? Как далеко нужно держаться от могил?

Хельдиг задумчиво потрепала по шее белого зверя. Тот, даром что в повязке, мотал головой и фыркал. Собрат лизал его морду, успокаивая.

— Прежде камень передавался от вождя к вождю, и этот порядок не нарушался много жизней. Такого, как сейчас, не случалось. Я не знаю, чего ждать.

— Вот я и говорю, сами не знаете ничего... Значит, одолжишь рогача своего, полем объеду, стороной. Делов-то!

— Рогачей, — поправила Хельдиг. — Их двое.

— Как по мне, один, и уродливый. Ну, чего ждём?

Зебан-Ар покачал головой, плотно сжав губы, но согласился, отъехал и пропустил.

Этой дорогой, видно было, ездили нечасто. Кустарники, осмелев, забирали себе всё больше места. Травы, те и вовсе зашли на полосу меж колеями, и теперь шелестели, шептали о чём-то под брюхом телеги. Говорили, должно быть, о том, что к упокоищу вновь кого-то повезли.

Нептица сперва глядела по сторонам, потом всё чаще стала жмуриться. Наконец, распушив перья, спрятала клюв между крыльев. Лишь иногда, если телегу качало, чёрный глаз приоткрывался ненадолго.

Шогол-Ву сидел, прислонясь к борту и поджав ноги. Когтистая лапа касалась его бедра. Порой зверю что-то снилось, и когти сжимались.

Напротив устроился Нат. Перетягивал струну — та лопнула, когда нептица прошлась по стренге. Цокал языком, качая головой. Закончив работу, коснулся пальцами, прислушался. Нахмурился и заставил стренгу запеть опять, а потом прихлопнул струны ладонью.

— Слышишь? — спросил он, поднимая глаза на соседа. — Это что гудит?

Шогол-Ву прислушался. Поскрипывала телега, тяжело падали копыта на сырую землю. Шумели травы, кустарники скребли по колёсам да иногда щёлкали поводья.

— Всё тихо, — сказал он. — Только мы, других звуков нет.

— Гудит же! — с досадой сказал Нат и растёр виски.

Он привстал и огляделся.

— Вон там, впереди, должно быть, упокоище? Сколько дубов насадили... Хельдиг, слышишь, эй! Давай меняться. Я верхом, а ты в телегу.

Он наклонился к запятнанному, подмигнул и прошептал:

— А ты не зевай, понял! Во как тут хорошо, удобно. Тесно.

— Что же удобного?

— Ты ей по нраву, я вижу, как она на тебя глядит. Приобними, скажи что-нибудь, давай. Самое время.

— Самое время? Тот, кому она отдавала сердце, лежит здесь, под полотном.

— Ой, ну и сиди, умный такой. Миру не сегодня-завтра конец, так и помрёшь, и вспомнить нечего... Йокель, стой. Хельдиг, эй, Хельдиг!.. Дай рогача!..

Дочь леса подъехала ближе, поравнялась с телегой.

— Гаэр и Брока не любят чужих, — сказала она. — Могут не послушать, да и упряжь я сняла. Садись позади меня.

— Подумаешь, упряжи нет! И не с такими справлялся. В Прудах человек один живёт, Радде, вот уж он бы тебе сказал, сколько я ему...