И Нат, сдвинув брови, сделал щедрый глоток, но вино не развеселило его. Так и сидел, опершись локтями на колени и поигрывая ножом, глядел в пол и хмурился.

Шогол-Ву отправился искать масло. Прошёл к столу трактирщика, расталкивая захмелевший люд, морщась от криков и смеха, слишком громкого. Заглянул в каморку, где стоял на четвереньках мужик и ел мочёные грибы, зачёрпывая их пятернёй из перевёрнутой кадушки. Ягоды животворника застряли в бороде алыми каплями.

Самое лучшее, дорогое масло хозяин запрятал подальше, но до него добрались. Отбили пробку вместе с горлышком — думали, видно, там вино.

Из брошенной на столе перевёрнутой кружки вытекло масло. Оно ещё капало, смешиваясь с золотистой лужей на полу — душистое, не прогорклое, припасённое для особых гостей и пролитое зря.

Нашлась и другая бутыль, попроще, не полная. Шогол-Ву покачал её в руке и решил, что масла хватит.

Когда он вернулся к очагу, Нат сидел в той же позе. Подняв голову, сказал устало:

— Не могу я так больше, друг мой, не могу. Хочу проснуться и узнать, что видел сон.

— Сделай, как хотел. Солги, что камень ценный...

— А, и это ты мне говоришь? Во, гляди-ка, дурному научился... Кому тот камень нужен теперь, когда все помирать собрались! Да и знаешь, довольно я в жизни вертелся и на других свою ношу перекладывал. Нравилось мне, что я ловкий такой. Довертелся... Ладно бы сам расплатился, а то — тётушка.

Шогол-Ву взял нож из его пальцев, устроился на полу, скрестив ноги, и подтянул к себе корзину с корнями.

— Я, знаешь, мечтал: вот ещё одно дело, и жизнь ей устрою. Обдумывал, где да как, и таким благодетелем себя чуял, будто уже и дом ей подновил, и золота-серебра дал, и работника подыскал надёжного. Так собой гордился... В долг гордился. И вот её нет, а долг висит, тяжким грузом висит — не отдать уж никак...

Нат хлебнул, подавился и закашлялся.

— И сколько вот... — сказал он тонким голосом, кашлянул ещё и ударил себя в грудь кулаком. — Сколько раковин ни звенело в кармане, всё казалось, мало. Всё жалко было с ними расстаться. Думал, вот ещё подкоплю немного — а сам, было дело, за одну ночь прокутил жёлтую. В другой раз рогача пропил. Всё каких-то чужих баб и мужиков поил-кормил, в их глазах щедрым казаться хотел, а почему? Почему не тётушке помочь, скажи вот?

Шогол-Ву промолчал, ловко снимая с корней грубый слой, но Нат и не ждал ответа.

— А потому, что за починенную крышу меня не будут славить на всю таверну. И баба со мной не ляжет из-за того, что я изгородь подновил. И набью каморку припасами — никто не похвалит, да и сам не похвалишься. Сразу ведь скажут, украл. Да...

Он снова взялся за вино. Пил как воду, большими глотками. Шогол-Ву отнял бутыль и поставил с другой стороны от себя.

— Да оно не берёт меня! — возмутился Нат. — Отдай!

Он вытянул руку, покачнулся на бочке и едва не упал.

— Ну, друг мой...

На этих словах Нат осёкся и усмехнулся, растирая виски.

— А ведь и правда, — сказал он. — Болтаю, не думая, а правда. Кого я в жизни другом мог назвать, если не тебя? С кем я поговорить-то мог по душам? Только с тобой, да с тётушкой ещё. И вот, видишь ты, пятьдесят жёлтых мне посулили — пятьдесят жёлтых, подумай только! Да этот трактир со всем, что есть, купить можно, и ещё половина останется. Казалось бы, когда о тётушке вспомнить, если не теперь? А внутри голос этот так и шепчет по привычке: в другой раз! Я бы так и уплыл, чего врать...

Он уронил лицо в ладони и умолк, дыша тяжело. Слышно было, всхлипнул.

— Да как же так, друг мой? Всегда мне везло, я уж привык думать, мол, Трёхрукий подсобит. Всегда он мне улыбался, а тут... Неужели не исправить? Поверить не могу. И ведь дали же мне, дали время — задумайся, Нат, успей сказать, что не успел! Она ж не сразу ушла к богам, камень помог, может, одна эта польза от него и была. А я... А я и в другой раз её предал, понимаешь?

Нат растёр лицо и поглядел с мольбой.

— Не нужно ей уже было золота и серебра, но хоть по-доброму я мог... Хоть последние дни... Сказать, что не сказал раньше. То, что она заслужила услышать. Нет, гнал, как шелудивого пса, разве что не пинками! Может, боги испытать меня хотели, ну так теперь они знают, что я не человек, а вроде рогачьей лепёхи... Дай вино, слышишь!

— Найди мясо, — сказал Шогол-Ву вместо ответа, отодвинул корзину и положил нож. — Или вот, промой, я дочистил.

— А, ну да, чего я хотел! Забыл, что с выродком бесчувственным говорю. Лучше б вот, со столбом потолковал по душам, он и то скорее бы пожалел...