Но Клур только покачал головой, храня молчание.

Серое одеяло над головой начало алеть. Не у края, как обычно на рассвете, а пятнами, будто в воду, которой его мочили, подмешали кровь. Крови делалось всё больше, и пятна расползались, сливаясь, пока холм не сделался алым от края до края.

— Дурной знак, — сказал старый охотник. — И плохая тропа.

Дорога вела к мосту через Пламенку и дальше, в Заречные Врата, деля город надвое: широкий торговый путь, и никаких других рядом. В другое время путники, может, и сумели бы объехать полями, но не теперь, когда земля размокла.

— Боишься, старик? — усмехнулся Клур.

Он не чуял лица, и улыбка вышла кривой, похожей на оскал. Губа задралась, обнажая острые зубы и потемневшую плоть над ними. Прежде он всё время хмурился, и уж лучше бы хмурился.

— Чего мне бояться, чёрный пёс? Хуже смерти ничего не случится, а к ней я готов. И не стану держаться за тело, как делаешь ты! Но только глупец поедет сейчас по землям Свартина, через город, полный храмовников.

— Не дрожи! Это и мои земли, и меня знает каждый. Я мог бы провести всё ваше племя, никто бы и слова сказать не посмел. Только глупец будет недоволен тем, что я сопровождаю вас.

— Да если люди там ждут конца и брагу хлещут, как в Плоских холмах, — сказал Нат, — то мы и без тебя могли бы пройти с песнями и плясками, никто и не заметил бы!

Клур смолчал.

Разбуженный промозглой моросью, поднялся ветер. Встряхнулся, качая травы, и побрёл, негромко воя. От его голоса, низкого, ровного, закладывало уши.

Рогачи трясли головами, прядали ушами: видно, ветер донимал и их.

— Впереди путники! — воскликнул Зебан-Ар. — Двое.

— Два рогача, — сказала охотница, приглядевшись. — Людей трое. Торопятся.

— Что с того? — спросил Клур. — Путники на этой дороге — не диво. Час, правда, ранний...

Всадники спешили, нахлёстывая рогачей: старик и двое помладше. Клур вскинул руку, призывая их остановиться.

— С дороги!.. С дороги!.. — прокричал старик, не сбавляя хода.

Чёрный рогач прянул в сторону, взвизгнул пёс, и всадники пронеслись мимо, только грязь брызнула из-под копыт. Их рогачи храпели, выкатив глаза, роняя пену. Поводья были обрезаны.

— Что такое? — нахмурился Клур.

— Видно, каждый спасается как умеет, — сказал Нат. — Может, к морю едут.

Дальше по дороге нашлась оставленная телега, гружённая тяжело. Ось не выдержала, сломалась.

Телега накренилась, и поклажа, не закреплённая, съехала, часть её вывалилась на дорогу: посуда, целая и битая, сундук с отлетевшей крышкой, корзины с припасами. Пропитывались грязью расшитые рубахи, дробились осколками расписные блюда, и тонули в колее, выпав из короба, каменные фигурки богов.

Старуха, седая, простоволосая, бродила рядом, заламывая руки.

— Что случилось, мать? — спросил её Клур, останавливаясь.

— Бросили меня, паршивцы! — забормотала старуха, глядя в сторону. — Меня бросили, оставили меня!.. Ай!..

Она подняла глаза.

Кто знает, что её испугало — Клур, охотница с луком за его спиной или белые рогачи, только старуха заскулила, вскидывая узловатые руки, попятилась и бросилась прочь. Запнувшись о жёсткие стебли, упала и поползла по траве, воя.

— Нужно ей помочь! — воскликнула дочь леса.

— Как, если она боится нас? — возразил Клур. — Будешь гоняться за ней по полям? И чем поможешь? Едем дальше.

Они тронулись.

Шогол-Ву свистнул, подзывая нептицу — та уже влезла на телегу и рылась в чужих припасах. Пёс тоже что-то подъедал, сунув морду в корзину. Эти двое неохотно, но послушались, с сожалением оглядываясь на брошенную добычу.

Впереди лежала река, алая под алым небом. Мост, потемневший от влаги, соединял берега, и чёрная его тень плясала в неспокойной воде.

Ветер был здесь. Он плескался под аркой, гудя, и поднятые им волны с шумом разбивались о каменную ногу моста.

К мосту тянулись люди — кто пешком, налегке, кто верхом. Чуть поодаль грузили лодку. Две телеги на той стороне застряли, сцепились колёсами. Рядом стояли трое, махали руками — видно, ругались.

Город лежал впереди тёмным холмом, и дым клубился над ним.

— Что в городе? — спросил Клур у мужика, спешащего по обочине.

Тот кренился под тяжестью узла и откликнулся, не поднимая головы:

— Храмовники шибко лютуют... Если дело ваше не больно важное, поворачивали бы!

Он крякнул, перехватывая груз удобнее, и продолжил путь.