Я сажаю ее себе на колени.

— Ну что, дочь, расскажи мне, что ты сегодня делала?

— Няня водила меня на пруд, там сейчас лебеди. Они такие красивые, у них белые перья и красные клювы. И еще я видела большого жука. Няня сказала, что это огненный короед и что его лучше не трогать.

— И что ты сделала?

— Я сказала, что не боюсь, потому что во мне кровь дракона.

— Верно, — говорю я и втягиваю носом воздух. — Ты не чувствуешь запах?

— Какой запах, папа? Запах духов?

— Не важно…

Она играет цепью со знаком рода на моей шее, перебирая ее в своих крошечных пальчиках. Прошло совсем немного времени и она, наверное, уже перестала тосковать по матери. Дети быстро все забывают. Не пройдет и года, как она уже не вспомнит ее лицо, а через пять лет, воспоминания об Элис совсем сотрутся из ее памяти.

Но не из моей.

— У меня тоже есть цепочка, — говорит Лили и показывает мне маленькую цепь на шее.

— Очень красиво, — говорю я рассеянно, чувствуя, что мысли мои блуждают.

— Это мама мне подарила. Я буду хранить ее, пока не умру, — говорит она, и прижимает цепочку ладошкой.

— Ты не умрешь, Лили. Ты будешь жить очень долго, ведь в тебе кровь дракона.

— Но ведь мой братик умер… — говорит Лили и я вижу, как на ее глазках наворачиваются слезы. — И мама тоже…

— Элис не была драконом, а твой брат не успел родиться, — говорю я, чувствуя, что начинаю задыхаться. Как будто что-то душит меня.

— Я очень люблю мамочку, — говорит Лили, вытирая ладошкой слезы. — Она ведь теперь на небе?

— На небе, — говорю я. — Конечно на небе, где же ей еще быть.

Куда отправил ее Даррен? Надо узнать у него. Но зачем? Сделанного уже не воротишь, Она мертва для всех. Пусть она будет мертва и для меня. Я уже убил ее в своем сердце один раз. Теперь придется сделать это снова.

— А братик?

— Что братик?

— Он тоже на небе?

Я снимаю дочь со своих колен и хмурюсь, пытаясь отогнать мрачные мысли.

— На небе, на небе.

Не братик, а сестра, и не на небе, а в сыром подземелье, питается молоком чужой девки. А ведь ей даже не успели дать имя.

— Иди поиграй, — говорю я дочери, и решаю вымыться еще раз, чтобы, наконец, отмыть от себя этот запах. — У меня еще есть дела.

Стоит мне глянуть на расстроенное лицо дочери, перед глазами встает образ Элис. Золотые волосы, любимые черты лица, ее слезы.

Она отворачивается и медленно выходит, и идет по коридору, едва слышно ступая. В отзвуках легких шагов дочери мне слышится голос жены:

— Позволь мне хотя бы попрощаться с ней.

Элис

Мне кажется, что я забылась не больше, чем на пять минут. И вот уже кто-то трясет меня за плечо. Я с сожалением открываю глаза, не желая прощаться с чудесным сном, что снился мне. Словно прекрасный день из прошлого снова воскрес в моей памяти.

Там была Лили, там был любящий меня Ивар, там было тепло и солнечно, как этим летом, когда жизнь казалась бесконечной, и такой же бесконечно счастливой.

— Просыпайся, пора идти, — слышу я безразличный голос, окончательно выдергивающий меня из теплых объятий сна.

— Куда? — спрашиваю я, бросая взгляд в окошко, там уже вечереет и небо кажется темно-свинцовым. Накрапывает мелкий дождь, кажется. Содрагаюсь всем телом при одной только мысли, что сейчас придется вставать и куда-то идти.

— Время пришло, — мягкий безжизненный голос Сандры звучит для меня тревожно. Она явно переживает, но не может выразить этого.

— Какое время?

— То самое.

Я встаю и кутаюсь в свою изодранную робу, пытаясь прикрыть место, где она была изрезана ножом. Но сквозняк, задувающий в щели, все равно заставляет меня дрожать всем телом.

— Холодно, — говорю я зачем-то, прекрасно зная, что Сандра никак не отреагирует.

— Это тебе не пригодится сегодня, можешь вовсе снять ее, — говорит она.

Я мотаю головой, чувствуя, что к горлу подступает тошнота от страха. Дрожь бьет все мое тело от осознания того, что сейчас должно случится что-то страшное. Что-то необратимое, и со мной и со всеми остальными, кто прибыл сюда.

— Что сейчас будет?

— Ты все увидишь.

— Ты можешь дать мне какой-то совет, как пережить то, что будет?