Все внимательно смотрят на Клем. Она окидывает взглядом собравшихся и останавливает его на мне, держа в руке раковину, которую дала ей Крессида. Я вижу, что ей очень страшно, но она не показывает этого, по крайней мере старается.

— Им меня не убить, сестренка, я выдержу все… — говорит она обращаясь ко мне и глотает моллюска, зажмурив глаза.

Сестры, стоящие вокрруг нас, начинают что-то монотонно бормотать. Их голоса едва пробиваются через потоки ветра обдувающего наши дрожащие тела и шум моря внизу, так что я не могу разобрать слов.

— Открой рот, — шипит Крессида, равнодушно глядя на КЛем.

Та открывает рот и настоятельница удовлетворенно кивает.

— Хорошо. Что ты чувствуешь?

— Ничего не чувствую… Разве что… Как будто стало теплее.

Крессида оценивающе смотрит на нее и в конце концов кивает.

— Не только море должно принять тебя, но и ты должна принять море. Только так ты сможешь очиститься от скверны, что живет внутри тебя.

— Эти дары — истинное благословение. Сегодня день вашей смерти, или день вашей новой жизни.

Она торжественно поднимает костлявые руки и потрясает ими над головой.

— Подойдите и примите их с благодарностью и верой.

Порывы ветра развевают ее седые волосы, словно сам ветер желает остановить ее, но знает, что ничего у него не выйдет.

Блэйк все так же стоит в стороне с непроницаемым выражением лица. Я осторожно трогаю то место, где он порезал мою кожу, то что он там оставил, по прежнему на месте. Я смотрю на него и в сумерках мне кажется, что он слегка улыбается мне.

Что же это такое?

Я сглатываю, чувствуя, что сердце мое бьется где-то в горле.

Он сказал, что я умру сегодня и что он пытается помочь мне… Но он совсем не похож на человека, которому можно верить. Я отворачиваюсь и наблюдаю за тем, как все девушки, одна за другой, съедают моллюсков и встают рядом с Клементиной.

Матильда, та самая девка без передних зубов, что издевалась надо мной пока мы ехали сюда, теперь не улыбается. Она угрюмо берет раковину дрожащими руками и вынимает пальцами содержимое.

— Осторожнее, ты можешь убить его, и тогда тебе конец, — шипит Крессида. — Быстрей глотай.

Матильда поспешно запихивает светящийся сгусток в рот и глотает.

Она улыбается и стирает ладонью выступивший на лбу пот, который прошиб ее несмотря на холод.

— Это даже вкусно, — говорит она. — Я однажды….

И вдруг она умолкает на полуслове. Ее лицо начинает стремительно бледнеть и покрываться синими пятнами.

Она падает на колени, держась за горло и пытается вскрикнуть, но это у нее не получается, из ее рта вырывается только шипение.

Она падает на землю и раздирает ногтями свое горло, раскрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег.

— Что с ней? — вскрикиваю я и пытаюсь дернуться вперед, чтобы хоть как-то помочь.

— Она не приняла море, — спокойно говорит Крессида, глядя на то, как Матильда корчится в предсмертных судорогах.

— Ей надо помочь, она задыхается!

— Успокойся, — резко обрывает меня мать Плантина, которая возникает рядом. — Или хочешь последовать за ней? Я могу это устроить.

— Вы не люди, — говорю я, чувствуя, как по моим щекам льются горячие слезы. — Она не сделала мне ничего хорошего, но даже я не желаю ей смерти. Почему вы такие жестокие?

Я поворачиваюсь к инквизитору и вижу что теперь на его лице нет и тени улыбки.

Он подходит к лежащей на земле и трогает ее руку.

— Мертва, — говорит он низким глухим голосом в котором слышится искреннее сожаление.

— Она сама выбрала свою судьбу, — шипит Крессида и безучастно смотрит на мертвую Матильду.

— Надеюсь, она придет к тебе сегодня во сне, стерва, — еле слышно говорит инквизитор, так что расслышать могу только я и настоятельница.

— Уберите ее, — говорит она, и сестры быстро подхватывают бездыханное тело и уносят с площадки.

Последней подхожу я, чувствуя, что ноги мои совершенно одеревенели от холода, а пальцы рук едва слушаются. Так что, когда мне дают моллюска, я едва не роняю его на землю.

— Осторожнее, — шипит, Крессида, — дарами не разбрасываются.

Я раня пальцы до крови, раскрываю острые створки и вижу пульсирующего синим светом моллюска, похожего на сгусток полупозрачного бесформенного желе.

— Оно живое, — говорю я шепотом.

— Конечно живое, как и ты, — говорит настоятельница. И оно будет жить в тебе, охраняя твою чистоту и согревая тебя.