— Я в отличие от тебя хотя бы что-то полезное сделал, халинец[1], - резко ответил тому эльф. — В отличие от того, кто чуть не умер, ввязавшись в «необязательный», — язвительно он выделил это слово, намереваясь задеть Норико, — бой.

Островитянин бросил на того крайне недобрый взгляд, но тут в их диалог вмешалась немногословная Кора.

— Галантий, единственное, что ты сделал за время, пока мы были там, это разозлил Розу, каждого, с кем заговорил, и едва не выдал нам по уютному деревянному коробу под землёй…

***

Некоторое время назад

Ожидание было тягучим. Вязким, как илистое дно прудов, венчающих Лилейные районы[2] Цианийских городов. Кора и Роза хлопотали над всё ещё не пришедшим в себя Норико. Островитянин, хоть и задышал ровнее, и его раны понемногу начали замещаться рубцами, глаза пока открывать не думал. Девушки аккуратно, чтоб тот не захлебнулся, дали ему целительного отвара, когда-то давно сделанного Корой, однако его было крайне мало, и друидша приняла решение приготовить ещё.

Для изготовления этого варева не требовалось многого. Все необходимые ингредиенты, пусть и в небольшом количестве, имелись у девушки в сумке. Также как ступка и пестик, чтобы размолоть всё это в порошок. Оставалось только вскипятить воду и всё это смешать.

— Роза, иди, поищи кухню, — обратилась она к юной некши. — Вода здесь должна быть. Нужно вскипятить.

— Да, конечно, сейчас, — засуетилась кошка, тут же подскочив на месте, умчалась в поисках кухни.

Несмотря на то, что между ней и Норико время от времени возникали разногласия, для неё он являлся, наверное, самым близким человеком в прямом и переносном смысле. После всего того ужаса, что произошёл в лагере племени, в мире для Розы не осталось никого, кого она действительно могла назвать своей семьёй.

А Норико оставался с ней, защищал её, вёл за собой. Наверное, иногда его это тяготило. Временами, когда всё было не очень хорошо, он становился ещё более мрачным, ещё более печальным, словно впереди ждала лишь безысходность. Роза в такие моменты, как могла, старалась его поддержать, и иногда у неё это получалось. Тогда островитянин вновь поднимался духом и даже улыбался. Не так, как обычно, что от улыбки мурашки проходили по коже, а шерсть становилась дыбом, а по-доброму, по-настоящему.

Юной некши действительно нравилось находиться рядом с Норико. Она не чувствовала к нему любви, как к партнёру, но он был для неё подобно старшему брату, опорой и поддержкой. Поэтому сейчас, когда он едва не погиб, и лишь своевременно оказанная ему первая помощь держала его на весах, медленно опускающихся в колодец на суд Дикой Матери[3,] когда он страдал от боли и ран, Розе было одновременно страшно, и при этом она была преисполнена решимости помочь ему во что бы то ни стало.

Кухню она нашла не сразу. Сначала ей пришлось пробраться через заполненный народом зал, стонущий и говорящий, издающий столько шума, что хотелось поджать уши и оглохнуть, чтобы избавиться от этих звуков. Всё же, у некши слух был гораздо лучше, чем у других разумных. Их уши обладали столь высокой чувствительностью, что могли улавливать самые разные колебания на большем расстоянии, чем, например, люди или эльфы.

Покинув место, вызывающее страдальческое раздражение, она принялась бродить по коридорам в поисках нужного помещения. Здесь людей стало гораздо меньше. Ей встретились лишь несколько работников форта, не особо обративших на немного растерянную от обилия дверей «потеряшку», и парочка стражников, от которых Роза поспешила спрятаться, ибо они бросили на неё столь суровые взгляды, что сердце нервно заколотилось.

Она проходила так с несколько минут, а затем на глаза ей всё-таки попалась кухня. Простое помещение, погружённое в полумрак, нарушаемый лишь стоящим на столе светильником, внутри которого копошился небольшой огонёчек, в данный момент пустовало. Пустовало в том смысле, что людей сейчас здесь не было. Однако в плане вещей глаза и другие органы чувств могли зацепиться за всё, что угодно. Нос сразу же учуял одновременно приятный для голодного желудка и отвратительного для простого обоняния запах варящейся каши на жирном мясном бульоне — самой простой в приготовлении похлёбки, подаваемой в любом дешёвом трактире. Уши, подёргиваясь, улавливали тихий треск угольков в печи, от которой исходил приятный жар в отличие от леденящей прохлады, царящей в огромных залах форта, несмотря на множество заполняющих их людей. Взору виднелись разложенное на доске для резки мясо, красное и сочное, лежащие рядом небольшие пучки зелени, чуть разбавляющие своим ароматом неприятный запах, стоящая на столешнице посуда, множество шкафчиков, явно наполненных той же посудой, а также различными продуктами. Здесь же на полу ей приметился люк, ведущий в погреб, где, вероятно, хранили всё то, что может испортиться.

Роза начала быстро осматривать шкафчики и почти сразу нашла небольшой котелок. Спешно она взяла его и, оглядываясь словно воришка, впервые совершающий свои грязные дела, поставила в раковину, набирая воду. Благо, что здесь имелся полноценный, а не колодезный водопровод, иначе было бы куда хуже, если ей пришлось искать ещё и воду.

Гоняя в своей голове подобные мысли, некши наполнила посудину до половины, а затем отставила на стол. После открыла заслонку печи, отчего её шёрстку тут же обдало теперь уже неприятным сажным жаром, и поместила свой внутрь к ещё одному, куда более увесистому, котелку, где и готовилась та самая похлёбка, и стала ждать.

— Ну и долго ты ещё тут? — раздался вдруг из проёма голос Галантия. — А то Кора, знаешь ли, уже бесится.

***

Галантию было скучно. После того, как он вернулся со второго этажа, делать ему стало совершенно нечего, поэтому он лишь ковырял кинжалом небольшое отверстие в рассыпающемся кирпиче. Кора, сидящая здесь же, никогда не была разговорчивой, ограничиваясь в ответах лишь парой коротких фраз, состоящих чаще всего лишь из одного-двух слов, а сейчас, когда кошка сбежала искать воду так быстро, будто от этого зависит жизнь абсолютно каждого в этой крепости, так и вовсе совсем замолчала. Впрочем, наверное, Норико это должно было помочь. Хотя, какая разница была для Галантия, если он считал, что помочь себе мог только сам виноватый, не ввязываясь в наиглупейшую драку.