Шрифт:
Отвратительный запах заполнил все пространство, отчего меня едва не вырвало. Вонь расползлась по комнате, и у меня заслезились глаза. Мне был привычен запах крови, но запах мертвечины и сгнившего мяса — нет. Я наносила новые удары, дыша через рот и дрожа от отвращения. Доски поддались мне. Я бросила топор в сторону и, стараясь не смотреть внутрь ящика, вытолкнула его на балкон. Хоть это и было жалко, но я так сильно жаждала отложить тот момент, когда мне придется взять содержимое в руки.
Опираясь на стену, я прикрыла глаза и ждала возвращения Джудит. Она знает о ящике, но показать ей морфид я не смогу. Как и все остальное. Нужно справляться самостоятельно.
Стоило мне подумать об этом, как служанка, с несколькими чанами в одной руке и с солью в другой, вошла внутрь. Джудит выглядела покрасневшей и запыхавшейся. У нее будет время отдохнуть.
— Госпожа, я принесла все, что вы приказали, — она подошла ближе и на ее лице выступила гримаса отвращения. — Госпожа, что это за запах? Отвратительно!
— Знаю. Благодарю за помощь, Джудит, — нужные вещи оказались в моих руках. Ливень усилился под раздавшийся звук грома. Будет гроза. — Выйди и никого не пускай. Слышишь? Никого, — сделав акцент на последнем слове, я дождалась уверенного покачивания головой. Нужно будет подарить ей что-нибудь дорогое. — Дождись моего сигнала. Когда постучу в дверь — войдешь и поможешь мне. Все поняла?
— Поняла, госпожа, — Джудит смотрела строго на меня, без сомнений игнорируя балкон, на котором и будет происходить основное действо. Она действительно заслужила парочку подарков. — Будут еще приказы?
— Нет. Можешь идти.
Она быстро поклонилась и выскользнула за дверь. Я развернулась к балкону и, держа последние необходимые вещи, вышла под леденящий тело ливень.
Хотелось бросить все и сбежать, но я заставила себя остаться. Расставив чаны и бросив на простыню пачку соли, я вернулась к столу, оставив на полу мокрые следы. Забрав кубок, иглу и несколько кусочков морфида, выхожу обратно на балкон. Чаны уже переполнены водой, а значит пора начинать.
Под пеленой дождя ничего не видно, и на секунду меня охватывает животный страх. От страха у меня дрожат ноги, и я без сил падаю на колени, прямо на простыню. Однако это всего лишь дождь. И я могу дышать под ним. Бояться нечего.
Взяв себя в руки, я начинаю с простого — соль рассыпана по чанам, а кубок и игла занимают один из них. Тщательно промывая их, я несколько секунд держу их под водой. Как мне понять, что они достаточно пропитались солью? Не знаю, но обстановка не располагает к размышлениям. Когда с кубком и иглой покончено, наступает очередь морфида. Маленькие кусочки наркотика занимают больше времени — каждый я омываю отдельно, не жалея соли и времени.
Вскоре простая часть заканчивается. Игла, морфид и кубок отложены в сторону. В небе, прямо надо мной, сверкает молния, оставляя блики на воде в чанах. Сорочка давно прилипла к телу, а волосы превратились в мокрую губку. Со вздохом я придвигаю к себе ящик, запах которого не способна скрыть даже завеса из воды. Не глядя, я опускаю руки внутрь деревянной могилы, наивно рассчитывая, что перчатки хоть немного ослабят отвращение.
Первым, что я достаю, оказывается сердце. Сгнившее с нескольких сторон, покрытое мерзкой слизью и источающее кошмарный запах. Я не могу сдержать дрожь в руках — стараясь не выронить орган, слишком сильно сжимаю его, и несколько капель крови падают на сорочку. Шум в ушах сводит меня с ума, и я в панике опускаю сердце в готовый чан, стараясь не смотреть, как вода становится буро-алой. Соль пропитывает сердце — мои пальцы наверняка сотрутся в кровь, настолько остервенело я желаю покончить с этим.
Молния сверкает вновь, когда я, все еще смотря перед собой, достаю почку. Мне приходится взять ее в обе руки, но, когда я делаю это, отвратительная вонь покрывает пространство вокруг меня. Дрожь проходит по всему телу, и ладони разжимаются. Почка падает прямо на меня, скатываясь по коленям на простынь. Я вскакиваю на ноги и хватаюсь за ограждение, перевешиваясь через край. Меня тошнит. Я не могу дышать — настолько мне плохо. Настолько плохо, что наклониться вперед и упасть головой вниз уже не кажется плохим вариантом. Пока я сдерживаю тошноту, ливень начинает стихать. И это отрезвляет меня. Я бросаюсь обратно и в панике промываю почку. После нее, торопясь, делаю то же самое с зубом и глазом. Это дается мне гораздо проще, чем сердце и почка.
Когда соль заканчивается, как и ливень, я понимаю, что мои мучения подошли к концу. Стоя на коленях, я не могу не смотреть в темное небо, на котором, за облаками, начинает прослеживаться луна. Сглотнув, я складываю все элементы ритуала в середину простыни и завязываю ее, превращая в своеобразный мешок. Мне уже все равно, что вонь пропитает все, что находится внутри. Нетвердой походкой я подхожу к кровати и прячу мешок под ней. Когда я иду к дверям, чтобы позвать Джудит, мой взгляд цепляется за отражение в зеркале.