Мы подлетели к огромному «родителю», все еще и прикрывавшемуся «Герваном» от «Платинума», рядом с нами замер сине-белый «Эртион», сверкая маневровыми двигателями. Затем в нашу компанию влился Эльмарко на своем «Дарион-74». Остальные загоняли детеныша-абсорба под выстрелы станционных пушек, но тот оказался не настолько глупым и, пару раз получив мощный залп, опытным путем установил дистанцию орудий «Бионса». Я отвлеклась от показаний приборов и сканеров, подняв глаза на огромное чудовище, методично отламывающее куски от крейсера. Было видно лишь то, как словно сам собой крошится металл, как он тускнеет и гнется под невидимым воздействием врага. Иногда, когда оболочка абсорба колыхалась и прикрывала крейсер, он словно тускнел и частично пропадал из поля зрения. Во многих отсеках уже не горел свет, судя по тепловому анализу, почти девяносто процентов корабля были разгерметизированы.

— Говорит капитан «Гервана» Марк Лоуренс, — прозвучало у нас в наушниках. — Отойдите на достаточную дистанцию и защитите глаза. Империи слава!

— Человечеству — жизнь, — ответили голоса Эльмарко, Астроила и множество других. ДеВель в мгновение включил форсаж и резко стал уводить корабль от абсорба.

Колоссальный взрыв осветил все вокруг, выбелил тени, отогнал бесконечный мрак космоса. Я успела заметить, что «Платинум» отошел подальше, но все равно его поле сверкает и мерцает, отражая летящие осколки и куски металла. Наша защита тоже сработала на славу, от нее отскочило несколько небольших обломков, а ДеВель смог увести «Солнце» с траектории двух огромных искореженных фрагментов. Остальные корабли тоже включили защиту и продолжали отступать к станции.

Я не закрывала глаза, я смотрела на врага, в «руках» которого только что взорвался величественный «Герван», мой пилот считывал какие-то данные с приборов, поэтому никто не заметил, как в нас откуда-то слева прилетел кусок крейсера не меньше самого «Черного солнца». Защита отчасти смягчила удар, и лишь благодаря этому нас не расплющило.

Я увидела, как медленно трескается сверхпрочный пластик лобового иллюминатора, как по нему ползут, змеятся белесые молнии, как вдавливается во внутрь кабины темный кусок металла, и вдруг прозрачный материал разлетается на сотни осколков. Воздух мгновенно вылетел в космос, вместе с ним часть конфет из коробки на приборной доске, загорелись красные сигналы, говорящие о разгерметизации кабины.

ДеВель пытается наклониться и прижаться к приборной доске, чтобы пропустить глыбу над собой, но ремни дергают назад, подставляя его голову в шлеме под прямой удар искореженного металла.

Я выкинула руку и что-то крикнула, усиливая в сотни раз защиту на пилоте, пока он пытался прикрыться руками. Магия сработала. Но этот мир был слишком материальным и закономерным. Кусок «Гервана» внезапно столкнулся с непробиваемой магической стеной прямо перед ДеВелем. Но энергия удара должна была куда-то деться, поэтому последовала белая вспышка и «Черное солнце» отшвырнуло назад с огромной силой. Генераторы гравитации едва справились с сумасшедшими перегрузками, но ремни кресла все равно за малым на сломали мне ребра.

Какое-то время мы бешено вращались, а в наушниках шлема истошно вопила сирена, предупреждая об опасности.

Пилот сориентировался быстро, однако вернуть управление оказалось нелегко — осколок повредил левое рулевое сопло и часть наших приборов. И был еще один неприятный момент. «Черное солнце» разгерметизировалось. Точнее его рубка, остальные отсеки были отсечены аварийными заслонками.

Мы отчаянно пытались затормозить, отчасти нам это удалось, но из-за работы только одного рулевого сопла, нас увело в широкую дугу. Когда получилось более-менее вернуть себе управление и нам перестало грозить столкновение с другими объектами, я глянула на приборы. С моей стороны они почти не пострадали.

Две оранжевые точки по-прежнему светились на экране. Героическая смерть «Гервана» не принесла желаемого результата. Две?

Вдруг, последовала резкая вспышка, но она пришла с кормы, поэтому нас не ослепила. Детеныша абсорбов удалось все же загнать под удары «Бионса» или каким-то другим способом победить. Через двадцать минут с нами поравнялся «Эртион».

— Ну, что? Я почти побил твой рекорд! Счет два-два, — заявил он на общей частоте, но сразу стало понятно, кому адресовано послание. Он явно приложил руку к уничтожению второго детеныша абсорбов.

— Идиот! «Герван» уничтожен, у нас потери в легких почти девяносто процентов, а старшие враги все еще живы! — не выдержала я и наорала на пилота «Эртиона». — Какие рекорды, к чертовой матери?!

— Вас просто обидел и разгерметизировал космический мусор и теперь ты боишься продолжать битву, — насмешливо проговорил пилот. Затем резко сорвался с места и полетел к одному из абсорбов.

— Вот же… — я вывела длинную тираду без единого цензурного слова. Но и сама полетела на помощь изрядно потрепанному «Платинуму».

Двое других крейсеров держались на приличном расстоянии от врага, не позволяя себя захватить и кружили вокруг одного из «родителей». Но их было двое и оставалась свобода для маневра. Другой же абсорб наседал на Астроила, пытаясь прорваться к «Бионсу» и отомстить станции за смерть своего ребенка. По крайней мере, я именно так интерпретировала его действия.

Я вгляделась в противника, пытаясь понять, что в нем изменилось. Каким-то другим стало мерцание оболочки, оно словно стало… ярче. Других следов от гибели «Гервана» я не обнаружила.