Я что-то такое видела, когда подыскивала подарок сыну Дениз несколько лет назад, поэтому неуверенно кивнула.

— И вот, значит, чтобы эти игрушки лучше продавались, их разделили на два лагеря и дали имена. А потом сняли претупейший мультик, и не один. Так вот, главу положительных трансформеров назвали Оптимус Прайм. Ну не тупицы ли безмозглые? — он смотрел на меня с веселым осуждением, ожидая, что я его поддержу.

— А почему тупицы? — осторожно поинтересовалась я.

Он махнул рукой

— Потому что тавтология. Моё имя — шутка. А у них тупейший пафос.

— Самый Лучший… Странная шутка.

— О, не странная, а очень злая и на самом деле смешная.

— Мне бы интересно было выслушать.

— Ах, ну зачем вам чьи-то семейные дела? — он опять взмахнул рукой и отвернулся вполоборота, но взгляд не отвёл. И я не могла понять: он хочет, чтобы его поуговаривали — или чтобы не лезли в личные дела.

— Я не хочу показаться нахальной и лезть не в свое дело, но мне действительно любопытно, — я включилась в игру и захлопала ресницами в лучших традициях инженю.

— Ну, раз так, — и он тут же развернулся ко мне и сполз на самый краешек кресла, чтобы максимально приблизиться. — Дело в том, что я первенец у своего папаши, а вот его угораздило оказаться внуком Диониса и Гекаты. Диониса и Гекаты! — повторил он, захохотав и хлопнув себя по коленке.

Мне стало дурно. Неужели? Собрав все силы, я уставилась на гостя, стараясь вслушаться в его рассказ.

— Внучок двух древних психов. Ну, Дионис с кем только не переспал, и мой дедушка был вполне себе ординарным получеловеком. Спокойно правил своим селом, гордо именовавшимся каким-нибудь царством. Так не повезло бедняге, говорят, красив был, и одна из дочек Гекаты на него позарилась. А уж такая профура если что захочет, то обязательно получит. Вот так и появился на свет мой папашка, тоже изрядный псих, как потом выяснилось. Он, видишь ли, слегка помешался на своих дедушке и бабушке. Это поначалу слегка, да… А потом… в общем, пыжился он, пыжился, но поклонения добиться не смог. Время уже было не то. Людишки измельчали, да и не только они. Тогда он решил родить великого сына и, знаешь, не придумал ничего лучше, как найти свою тётку и соблазнить её. Ему это легко удалось, Гекатида тоже бредила идеей великого потомства. Звезды встали, как положено, когда зачинали и когда рожали. Гадали всеми возможными способами, и всё-всё предсказывало, что должен родиться великий бог. А родился я. Без капли силы! — Он снова захихикал и хлопнул себя по коленкам. — Родители чуть не удушили меня от досады! Спасибо кормилице-гидре, покусала она этих психопатов, отбила меня у них да к бабке-тетке отнесла. Так я у неё спокойно и вырос.

— А какие у вас сейчас отношения с отцом? — поинтересовалась я, уже не сомневаясь в том, кто передо мной сидит.

— А никаких, — широким жестом подтвердил он свои слова. — Папаша совсем спятил. После того, как его поймали на нарушении конвенции… таком мерзком, — доверительно сообщил он мне, — и примерно наказали, чтоб другим неповадно было, он и вовсе превратился в полное ничтожество.

— Какого пункта конвенции?

«Неужели его всё же наказали за Календулу?» — подумала я.

— Ах, стыдно сказать, — Оптимус горько вздохнул, — пункт о лишении разума divinitas. Помните тот ужасный скандал, когда кучка придурошных слабаков не нашла ничего лучше, как уподобиться мерзким людишкам — компрачикосам? Воровать или выкупать за бесценок детишек у слабых divinitas, я бы сказал «у filii numinis», если бы они не были слишком никчёмны для такого звания. Но это не умаляет вины преступников, — с жаром вскричал он, — Нет! Те, кто, подобно ходячим трупам людишек, сосёт силу сородичей — недостоин жить!

— Совершенно верно, — мрачно согласилась я. — Скажите, какое конкретно обвинение выдвинули Винье? — я смотрела на Оптимуса, зная, что он сейчас «взбрыкнет».

Он улыбнулся светло и радостно. Полный псих, недаром Венди так его испугалась.

— Я не называл никаких имён. И, кстати, что там задумал этот странный волчок за моей спиной? — он продолжал улыбаться, но в vis диапазоне готовил атаку.

— Оптимус, если вы не нападёте на меня или него, то и мы на вас не нападём.

— Однозначное заявление, — заметил он и притормозил приготовления к атаке, но не остановил.

— Ведь ваш отец — Винье? — спросила я.

— Да… — он отмахнулся от вопроса, как от мухи… и вдруг замер, глядя на меня. — Не может быть… Патриция… Виноград.

Я молча кивнула.

— Сестрица!!! — завопил Оптимус и дёрнулся ко мне. Тони издал рык и вскинул пистолет, хорошо, что сдержался и не выстрелил.

Оптимус отреагировал правильно: вернулся в кресло, но энтузиазм не поубавил, буквально прыгая на месте.

— Силы неведомые! Сестричка! О! Как я удивлен! Ты такая… Такая успешная! — он восхищённо развел руками. — Не ожидал.

— Оптимус, так что инкриминировали Винье? — вернулась я к тому, что меня интересовало больше всего.

— Ну… Вообще-то ему вменили и тебя, и ту дриаду, которую он таки превратил в фамилиара. Но ты… — он развел руками, давая понять, что я была главным пунктом обвинения.

— Он не поставил семейную метку, и я неизвестно сколько лет была не в полном разуме, — мрачно ответила я.

— А как ты сбежала?

— Почуяла, — грустно ответили я. — Меня не охраняли, тот домовой не в счёт.

— Всё равно, сестричка, я не пойму…

— Мама постаралась. Перед смертью.

— Теперь ясно. Она тебя кому-то обещала? — с интересом спросил он.

— Можно сказать и так, — ответила я.

— Ах, Патриция, Патриция… Это многое объясняет… но не всё, — он задумчиво разговаривал сам с собой, приложив пальцы ко рту.

— Оптимус, а что тебя привело в наши края? — я снова вошла в роль инженю.

Сумасшедший братец взглянул на меня совершенно пустым удивлённым взглядом, но потом смысл вопроса дошёл до него.