Шрифт:
Я не хотела брать с собою кота на Аукцион. Сумки досматриваются и незаметно его пронести я не смогу, а значит, выдам своим врагам яркую примету: белый универсал с чёрным фамилиаром. Кроме того, если всё пойдёт совсем плохо, мне может понадобиться Убийца Богов.
Глава 8
В общем, я решила забрать стилет у Кении. Временно. На один вечер. Я не боялась, что не смогу вернуть артефакт обратно в фамилиара. Нет, я боялась снова почувствовать стилет в себе. Боялась не совладать с ним. Глупый страх, если вдуматься.
Но чтобы решиться на вполне простое действие, мне нужно было внутренне настроиться и собраться. Что я и сделала, удобно устроившись под деревом. В свое время, лет тридцать назад, я потратила несколько месяцев, изучая йогу и разные виды медитации, найдя в этих человеческих заморочках немало полезного и для divinitas. И сейчас я укрепляла свою волю и уверенность в себе: в своей личности и своей силе.
Минул час с небольшим, когда я почувствовала, что готова к встрече с тем, что завладело мной и чуть не убило.
Кения, насмешливо жмурясь, подставил грудь под поглаживания, и стилет вынырнул из всегда прохладной шелковистой шёрстки, как из ножен. Я пристально посмотрела на концентрированную тьму у меня в руке. Артефакт затаился, прикидываясь спящим, но мы оба знали, что это притворство. Когда я аккуратно ввела его в руку, как вводят иглу в вену, он проснулся и сам впрыгнул на уже знакомое место, скрывшись из вида. Руку тут же сковало холодом, словно окунуло в полынью. Убийца Богов сменил тактику: не имея возможности повлиять на моё сознание напрямую, решил ослабить меня пыткой.
Но я не собиралась сдаваться. Вспомнив о жарящем Солнце, раскалённом и равнодушном, я быстро согрелась сама и согрела руку.
«А твое Солнце недоброе», — хихикая, заметил стилет.
«Для тебя — да», — отрезала я.
«Дашь мне крови-жизни? Дай! Как мне надоели эти мыши, птички! Дай мне настоящей крови-жизни!»
«Заткнись и сиди тихо. Иначе я пожертвую фамилиаром, и ты окажешься просто в ловушке. В мёртвом чехле. Понял?»
Слишком разумный артефакт вгляделся в меня, в мои мысли — и понял, что я действительно способна выполнить угрозу, если он не оставит попыток управлять мной. Стилет как будто вздохнул, транслируя вынужденную покорность и слабо прикрытую злую досаду вкупе с готовностью действовать, как только почует мою слабину.
Придя в себя и окончательно восстановив контроль над ситуацией, я осмотрелась. Кения сидел какой-то дезориентированный, словно пьяный, и я, взяв его на руки, окликая свою охрану, пошла прочь с полянки.
Нагнав меня, Тони принюхался, но промолчал.
— Сильно изменился запах? — спросила я.
— Ну… Всё то же, только нотка гнили и увядания.
— Хреново, да? — невесело пошутила я.
— Ты же запихнёшь эту штуку обратно в кота? — с тревогой спросил он.
— Запихну, — отрезала я.
— Это хорошо, — пробормотал под нос оборотень.
Кения пришёл в себя настолько, что попытался провести любимый фокус всех кошек — «вылизывание и закусывание», и, конечно же, избрал для этого руку со стилетом.
— Потерпи, ушастик, — с трудом отдирая его от себя, уговаривала я, — лишь несколько часов, и ты получишь его обратно. С тобой ведь ничего не произойдёт? Правда?
Кения не отвечал мне словами, лишь эмоциями, я ясно слышала-понимала, что ничего с ним не произойдёт, просто ему тяжко вдруг лишиться привычной части себя.
Потратив малую часть vis-резерва, я изменила своё лицо, сделав нос больше и с горбинкой, а брови прямыми и вразлет. Хищная стерва — прокомментировал изменения Тони.
Мы потеряли много времени в лесу: сумерки сгустились, пасмурный день сменился вечером. Я отдала Кению Ники, тот устроился у неё на шее, словно горжетка, а Тони ещё раз проинструктировал волков и подружку. Всё. Приготовления завершены. Мы возвращаемся в город. На Аукцион.
Мы приехали как раз вовремя: не самыми первыми, но и не из последних — и как раз успели занять удобное парковочное место. Никогда это здание в бытность свою кинотеатром не видало столько дорогих машин и столь разношёрстной публики. Чтобы успокоиться и настроиться, я ещё раз пересчитала банковские слитки золота в рюкзачке Тони. Двадцать штук по десять унций — это тысяч двести или около того. Остальное на мне, в алмазах: в маленьком мешочке один камешек на четыреста тысяч, в большом несколько на триста. Надеюсь, что мы потратим не всё. У меня в голове не укладывается, что за вечер можно спустить почти миллион.
Хотя я, наверное, неправильно подхожу к Аукциону: не спустить, а выкупить несчастных детей и флерсов. Но от многолетней привычки к бережливости и накопительству просто так не отмахнёшься, тем более, что ещё лет тридцать назад сумма в девятьсот тысяч была сказочно огромной, а уж столетием раньше — вообще трудно представимой. Деньги дешевеют, в последние годы просто обесцениваются, так что нелюди совершенно правы в том, что игнорируют бумажки и используют для расчетов привычные ценности.
Мы вышли из авто и направились к главному входу. Вместо билетёров нас встречал старый и сильный трупак, похоже, с развитым vis-нюхом. Поскольку я оплелась щитами, а они скрывают уровень и, соответственно, гасят vis-запах, то не опасалась, что привратник узнает обо мне лишнее. Так и вышло: окинув нас цепким взглядом и демонстративно втянув воздух, он с презрительной миной кивнул, дозволяя проход.