— Хе! Никак не запою, — шмыгнул сопливым носом его собеседник. — Слыхал, патроны дня через три, край — пять — совсем закончатся. А без патронов нам каюк. Так что пусть дикари, которых гребёт к себе Сейка, мои мослы обсасывают. Мож, потравятся, хе, — щербато усмехнулся мужчина и, вздрогнув от внезапного укуса, тоже начал чесаться, тихонько матерясь на кусачую вшу.

— Наши воители, канеш, сильны, — продолжил он, всласть начесавшись и даже поймав на ноготь одно из доставучих насекомых, кое незамедлительно отправилось в рот. А что? Вошка тоже ведь мясо. — И, кха, по чавке мятежной они дают регулярно. И проволока эта демонская, колючая, тем, кто послабже, мешает здорово. Что твои силки — любо-дорого в замотавшуюся вражину стрельнуть. Скок штурмов уже было? И всегда мы отлуп давали! Но мало нашенских-то, — вздохнул солдат. — И усталые оне все, чуть не пуще нашего. Даж генерал Джон с перевязанной рукой ходит. Не выдюжим мы тут, без патронов к винтовкам да пулимётам-от.

Разгорелся спор. Смысл, впрочем, сводился не к «победим-не победим», а с ног до головы пронизанного фатализмом «когда помрём».

Сдаваться в плен никто не собирался. Глава осаждающих ещё в первую неделю разыграл перед имперскими солдатами занимательное представление с их схваченными или сдавшимися сослуживцами в главной роли. Не самый талантливый военачальник (зато преданный захватившему власть режиму) неправильно просчитал реакцию и вместо того, чтобы лишить противника воли к победе, пробудил в них ожесточение загнанных в угол смертников.

Тем временем Кляйн, которому каждый день не по одному разу повторяющиеся споры были до одного места, чуть отогрев нутро, стянул с себя осточертевшие сапоги и размотал отсыревшие портянки.

«Хорошо!» — задубевшее солдатское лицо расплылось в счастливой улыбке.

Повешенная сушиться серо-жёлто-коричневая, неоднократно стираная ткань воздух, мягко скажем, не озонировала — как и сапоги, снятые спустя много часов, что тоже расположились на специальных распорках. Однако если учесть, что обувь уставшего солдата присоединилась к рядам такой же, только принадлежащей сослуживцам, Кляйн если и внёс в провонявшую дымом и людскими телами атмосферу новую нотку, то крайне незначительную.

К сожалению, момент радости предвкушающего сон солдата не продлился долго. Сначала на улице началось непонятное оживление с беготнёй и командирскими матюгами, а потом к ним в казарму вломился чужой капитан и рекрутировал «бездельников» для расчистки пустого места между зданиями, что с какого-то перепугу потребовалось превратить в чистую площадку. Причём «вот прямо сейчас!», невзирая на дубак и темноту.

Капитану, впрочем, на недовольное кряхтение солдат и их полные «любви», «добра» и «рабочего энтузиазма» взгляды было тотально начхать. Он и сам — с перевязанной башкой, бледной рожей и здоровенными синяками под глазами, красными от полопавшихся капилляров — выглядел, словно поднятый из могилы мертвяк, которого ещё на той стороне хорошенько вздрючили адские офицеры, а оттого особенно свирепый.

Спустя полчаса беготни недовольные внеплановой подработкой мужчины под любопытным взглядом залётного ворона — чует скорый пир, паскуда! — наконец, раскидали в стороны кучу, собравшуюся из снега, гнилых досок и прочего-ненужного. После этого Кляйн с сослуживцами смогли лицезреть странную картину: капитан, с сосредоточенным видом поглядывая в небо, начал махать широким куском фанеры над зажатой в другой руке керосиновой лампой. И на этом дело не закончилось! Едва солдаты начали недоумённо переглядываться и тихо перешёптываться — не повредился ли офицер разумом от раны на башке или контузии (вродь воитель, а они крепкие, что сталь, но мало ли?) — как на то место, где ранее стоял отбежавший в сторону офицер, с неба упало нечто огромное и тёмное.

Бойцы шарахнулись в стороны, кое-кто даже направил на непонятную здоровенную, абсолютно бесшумную — даже не поднявшую ветра! — а оттого особо страшную штуку свою винтовку. А уж когда тёмный силуэт пошевелился, моргнул большим жёлтым глазом и окончательно сформировался в восприятии солдат в громадного крылатого монстра, поблёскивающего металлическим отливом на тёмно-синих перьях, лишь чудо и нецензурный гарк начавшего изрыгать страшные ругательства капитана — не мог заранее предупредить, голова дырявая! — уберегли от греха.

Ведь приземлился перед ними не дикий монстр, а самый настоящий ездовой! С пассажирами!

— Ай-ай, чуть не застрелили нас, — донёсся до Кляйна сочащийся ехидством и весельем молодой мужской голос, а вслед появился и сам его обладатель, что легко соскочил с огромной, опасной даже на вид монстро-птицы. — Так вы встречаете своих великолепных спасителей? А где радостные крики, салют и лобзания?! — одетый не по погоде, но совершенно от этого не страдающий юноша обвёл собравшихся оценивающим взглядом. — Хотя, нет, отбой. Можно обойтись без лобзаний. Грязные тощие мужики не в моём вкусе.

— Чё за клоун? — недостаточно тихо спросил кто-то из задних рядов.

Солдаты прекрасно понимали, что простой человек прилететь на монстре в осаждённую крепость не мог. Но особого страха и трепета перед молодым воителем и, вероятно, аристократом никто не испытывал. Чего бояться, если смерть постоянно бродит рядом, каждодневно раздавая свои поцелуи рядовым и офицерам — и, скорее всего, не успеет кончиться этот месяц, как коснётся своими гнилыми губами каждого из оставшихся?

Впрочем, весельчак не обиделся.