Тело рывком поворачивают на бок, её рвет. Выворачивает наизнанку и полощет болотной жижей. Перед глазами тело странного существа и рука на ноге. Если она выбралась, жадное нечто поднялось следом. И Смоль кричит, отбивается от алчных когтей, пытаясь проморгать ослепшие глаза. Горло дерет от надсадного крика, сердце испуганной птицей выбивается в ледяной воздух. А существо хватает, оставляя синяки заламывает руки. И вместо шума воды в ушах, жрущего любые другие звуки, она слышит низкий мужской крик. Властный, суровый:

– Успокойся! Тише, я говорю, тише!

Она не может, ей нужно освободиться. Сбросить с себя тяжесть, прижимающую к земле. Тяжело дыша, она содрогается, крик переходит в рыдания. Ещё немножко и её снова вырвет на землю. Слова путаются, она не уверена, что их смысл можно донести вообще, но после того, как она начала – прижимающие к траве руки отпускают.

– Там… там что-то есть, я видела, оно шевелилось. Как оно может шевелиться? Как человек может так выглядеть?

– Это просто тело. Они долго сохраняются в болоте. Ты просто увидела труп, хватит. – Она и не понимает, что собственные руки судорожно цепляются за траву, оставляя борозды на земле. Грязь забивается под ногти, мажет пальцы. А её переворачивают на спину и рывком сажают – как безвольную куклу. Катя смаргивает слезы, зрение начинает проясняться.

Рыдания уже не забить внутрь, Смоль хватает губами воздух и не может остановиться, тело трясет, наружу рвутся истеричные хрипы. Она не могла взять себя в руки – впервые за долгое время Катерине не удавалось совладать с нахлынувшими эмоциями. Затравленный взгляд тянет к спокойной воде бочага, как она могла его не увидеть? Спаситель с нажимом сжал её подбородок мокрыми пальцами, заставил отвернуться. Перевести взгляд на себя.

Он сидел рядом на корточках. Слишком близко, нос к носу. Одна рука всё ещё держала её подбородок, спокойно поглаживая большим пальцем, вторая упиралась локтем в колено. Наклонившись, он внимательно в неё вглядывался. Длинные тепло-каштановые волосы прилипли к его рукам и спине, оставляли влажные грязные дорожки на высоком, под самое горло, кремовом свитере. Из-под по-девичьи длинных ресниц на неё смотрели насмешливые ореховые глаза. Все его черты были на грани мужественности и женской тонкости, он снисходительно улыбался.

И Смоль укололо сожаление – захотелось, чтобы спокойствие мужчины передавалось воздушно капельным, потому что её продолжало методично колотить. Страх не отпускал, он выгрызал из неё огромные кровавые куски мяса. Пировал, прокручивая в голове страшную картинку: из обезображенного рта выбирается водный паук, челюсть захлопывается.

– Оно шевелилось, слышишь?! Это был не труп. Стоячая вода. Почему оно шевелилось?

Недовольно поджались губы, изгиб бровей стал выравниваться, когда они неумолимо поползли к переносице. Поглаживающая рука на подбородке исчезла, он тихо и проникновенно заговорил. Успокаивающе.

– Успокойся. Ты сильно испугалась, в таком состоянии и не такое покажется. Снимай. – Последнее слово прозвучало почти жестоким приказом. Мужчина выбросил руку вперед. Ловко, настолько быстро, что избитый животным страхом мозг не успел уловить этого движения. Смоль отшатнулась слишком поздно – едва не опрокинулась на спину, упираясь руками в землю по обе стороны от себя. Незнакомец уже тянул вниз расстегнутую ветровку. Куртка зажала локти, когда он потянулся к пуговицам темно-бордового кардигана.

– Нет… – В ответ лишь мягкий горловой смешок, последняя пуговица подло сдалась, обнажая бледный плоский живот и проступающие ребра. – Нет!

Взору незнакомца предстала голая грудь, тонкие полосы ребер, живот. Смоль не любила носить лифчики, небольшой аккуратной груди они были ни к чему. И сейчас её предпочтения делали её предательски уязвимой. Отшатнувшись, она затравленно зашипела, упала на лопатки, вжимаясь хребтом в сырую землю. Руки не хотели выпутываться из липкой и мокрой ветровки, она неловко прикрыла края кардигана, пытаясь скрыть наготу.

Он без доли заинтересованности скользнул взглядом по представившейся картине. Удивленно моргнул, вскинул вверх брови и расхохотался – снисходительно и грубо. Будто одна мысль о надругательстве его дико забавляла.

– Думаешь я насильник? Тогда зачем откачивал, куда проще заниматься раздеванием бессознательного тела. Ты замерзнешь в этом. Снимай.

Она упрямо мотнула головой. На всплеске адреналина тело не понимало, что весенняя прохлада опасна. Наоборот, Смоль казалось, что она горит. Плавится в вареве из страха, унижения и злости на собственную неосмотрительность. Глядя на неё, он фыркает. Закатывает глаза и поднимается с земли. Её рваное дыхание начинает выравниваться, покусывая напоследок, удаляется страх, остается тревожная пустота.

Катя не находит сил подняться, так и лежит, ощущая, как гадкий сучок впивается в позвонок где-то ниже лопатки. Смотрит на жалкие огрызки неба, которые видны через кроны деревьев и заново учится дышать. Пока его тень не падает на лицо, мужчина снова оказывается слишком близко. И то, что она увидела периферией зрения, заставляет резко повернуть лицо, распахивая губы в немом изумлении. Он был обнажен по пояс.

Высокий, поджарый, под неожиданно смуглой кожей проступают литые изгибы мышц, но качком он не кажется. Это скорее изящная красота, хищная и стройная. Незнакомец швыряет свой свитер ей на лицо резким движением, а сам разворачивается, принимается убирать мокрые волосы в косу. Почувствовав взгляд, поворачивает голову и снова смеется.