Пальцы дрожат, когда она отстраняется ровно настолько, чтобы потянуть вверх края его свитера. Мало, чертовски мало, разгоревшаяся жажда разрывает её изнутри. Впервые ей хочется ощутить большее.

Он не выдерживает, резким рывком опрокидывает её на лопатки, отстраняясь лишь для того, чтобы сбросить свитер. Опускается сверху, упираясь на локоть, пока вторая рука жадно ныряет под её кофту, сжимая обнаженную грудь, пальцы находят горошину соска, сжимают. Удовлетворенный рык заставляет прогнуться навстречу его касанию, судорожно ловить воздух губами. Между ног становится влажно.

Ни одной мысли, в голове настолько пусто, лишь кроваво красным набатом по нервам бьет желание.

Увлеченные, они не услышали широких шагов, переходящих на бег. На поляне они были не одни.

Удар в плечо, настолько сильный, что Щека отбросило на землю, он быстро вскочил. Золото в глазах стынет, сбитое дыхание не желает подчиняться, похоть перерастает в гнев. Катя быстро поднимается с земли, одергивая задранную до груди кофту. Щеки начинают гореть.

Бестужев стоит совсем рядом, дышит, как загнанный в ловушку обезумевший зверь, на скулах проступили желваки. Секунда, в которую оба пронзают друг друга обжигающими злостью взглядами. И губы Щека растягиваются в убийственно плотоядной улыбке – немой вызов. Саша рвется вперед. Взлетает кулак, Смоль с немым ужасом следит, как тело Щека юркой змеей уходит вбок, уклоняется. Он не добивает, вообще не касается пролетающего мимо Бестужева и тот, по инерции заваливается на колено. Вскакивает.

– Бестужев, прекрати! Ты сошел сума?! – Страх льется из неё волной. Лупит диким ознобом, в котором трясутся руки и сжимает горло. Он не слышит её, будто её не существует вовсе. Сжимает кулаки и дышит рваными хрипами. Безумно.

– Ещё раз я увижу тебя около неё, я убью тебя, понял?

– Саша! – Она скользит у его бока, пытаясь встать между парнями. Это глупо, совершенно по-детски и ей не нужно. Щек в молчаливом призыве тянет к ней руку. Поддержка на кончиках протянутых пальцев. Сильный, спокойный даже сейчас. Она тянется не к нему, нет – к дарованному спокойствию. Почти касается руки, когда рывок за вторую отбрасывает её назад. Смоль не сразу понимает – её от парня отшвырнул Бестужев.

Еловые иглы больно впиваются в ладони, колени давят хрупкие цветки-сон травы, оставляя на джинсах зелено-фиолетовые пятна. В носу начинает щипать. Она вскидывает голову, чтобы увидеть напряженную спину одногруппника, он закрывал её собою.

Будто ей нужна была защита от человека, уже единожды спасшего жизнь. От единственного, который прямо говорил о своих желаниях, не играя с нею типичными провоцирующими фразами. Лицо Щека переменилось. Глаза потемнели, в раздражении дрогнула верхняя губа, обнажая ряд белоснежных зубов с крупноватыми верхними клыками. Ещё немного и припадет к земле опасным хищником, бросится вперед. Захотелось нестись прочь с поляны, на которой два парня теряли свою человечность, разрывая её душу на жалкие крупные ошметки.

– Я приду, когда захочу. И возьму то, что она позволит взять. – Его голос низкий, пропитанный злостью, чужой. Посылающий бешеную дрожь по жилам и костям, глубоко внутрь. – Подумай о моём предложении, Катя.

Она кивает. Резко, настолько быстро, что хрустят шейные позвонки. Зло смаргивает наворачивающиеся слезы. Губы шевелятся, выдавливая из сжатой спазмом глотки едва уловимый шепот: «Пожалуйста».

Щек подчиняется. Нехотя. На грани беспечной расслабленности подхватывает свой свитер и закидывает на обнаженное плечо. Бросает последний темный взгляд на Смоль и разворачивается, пересекая поляну.

Плечи Бестужева опускаются, он пытается восстановить частое дыхание. Катя поднимается, отряхивает ладони и толкает его в спину. Сильно, насколько могла. Отчаянно, с ненавистью.

– Кто тебе позволил вмешиваться? Кем ты себя возомнил?

Он оборачивается. Сжимает губы в узкую полосу и презрительно кривит углы. В глазах не холод, нет. В них гребаная Антарктида без шансов на выживание. Его смешок выходит злым, разочарованным:

– Оказывается, ты дешевка, Смоль, а? Пустила первого встречного к себе в трусы и посмотри где. В лесу, на какой-то замшелой поляне, как животные. Ты мне отвратительна. – Он выплевывает ядовитые слова, нависая над ней. Шаг за шагом жмет к краю поляны, обжигая концентратом злости.

Обида хлыстом хлещет по ребрам, и она не сдерживается. Резким рывком вскидывает руку и бьет ладонью, наотмашь по лицу. Чтобы было больно обоим, чтобы отрезвило. Не отрезвляет. Его голова нелепо дергается в бок, стекленеют непонимающие глаза. Пальцы Бестужева медленно тянутся к вспыхнувшей щека, Смоль стремительно отскакивает.

Шипит разъярённой кошкой, пока он с каким-то садистским удовлетворением шевелит челюстью, не сводя с неё глаз.

Все верно, Бестужев. Услышь меня.

– Не смей, понял? Ты не имеешь абсолютно никакого права говорить мне такие мерзости. Ты, который менял девчонок чаще, чем коты гуляют по марту. – Голос срывается, заканчивает предложение Смоль уже охрипшим шепотом. Боль почти физическая, она давит удавкой, заставляя задыхаться. Катя не сразу поняла, что по щекам катятся слезы, покрывающие его удивленный образ соленой пеленой.

И черт с ним.

Она разочарованно покачивает головой и разворачивается. Ни к чему хорошему этот разговор не приведёт. Что это за приступ паршивой ревности? Все время на привязи, у ноги Бестужева без возможности на личную жизнь. Мягкая запасная подушка Смоль, стало отвратительно от собственной одержимости и покладистости. Сколько раз она сдавалась, не выдирая из себя это до конца? Малейшая боль и она пряталась, баюкала своё израненное и сокровенное в тени угла. А потом снова глядела ему в рот. Идеальному.