– Ой, Аксюта, жалко же, – ужаснулась Лиза, не поняв над чем смеётся собеседница. – Не по-людски как-то. Неужто такие коварные мужчины бывают?

– Дур не жалко, – отрезала Аксинья. – Обуй по ноге бери, а человека – по сердцу, а коли по расчёту желаешь любиться, то расчёт должно правильно думать. Иначе ревливать горючими слезами придётся.

– Газета местная? – сменила тему Лиза, не желавшая спорить. Слишком разные у них были взгляды, но от этого Аксиньины истории не становились ей менее интересны. – Неужто здесь и бароны обитают?

– Ужо он барон как я танцорка – опять рассмеялась Аксинья. – Нет, это из столичной газеты. Интересуешься? Ноне в городке своя газетка выходит. Там новости, объявления, смотни – господа почитывают за кофеем. Годи, сыщу.

Кухарка зашуршала корзинами в одной из каморок и вытащила кипу листов с типографским шрифтом.

– И то верно, ты девица молодая да баская, – ухмыльнулась Аксинья. – Глянь, может найдешь себе боярина! Здыморыльничать начнешь, заважничаешь!

– Я газет не читаю, – смутилась Лиза. Ей было неловко говорить, что она не интересуется реальной жизнью, предпочитая узнавать новости в пересказе кухарки. Так проще, не нужно составлять своё мнение о каждом событии. – А жених у меня уже есть. Знаешь он какой?

– Какой? – хитро прищурилась кухарка и засыпала Лизу вопросами. – Фартовый старатель? Высокий, любочестивый? При капитале?

– Нет, – растерянно сказала Лиза. – Никита совсем обычный, соседский сын. Денег скоплю на приданое, вернусь домой и повенчаемся. Жить станем в его доме, деток заведём, трёх мальчиков и дочку, а бог даст и поболе.

– Значит, любовь промеж вас? – улыбнулась кухарка.

– Любовь? – растерялась Лиза. – Нуууу… наверное. Мы с детства вместе. Я привыкла к нему и к мысли, что он мой суженый. А Никита…

– Запомни, Лизон! – перебила её Аксинья. Она подняла указательный палец и сделала сверхсерьёзное лицо. – Главное в супружнике – это рост! Марьяжить нужно высокого, чтобы дети шибздиками не рождались. Статным мужем ощо и похвалиться не грех.

– Мой Никита не высок, но… – попыталась оправдаться Лиза, но увидела, что собеседница еле сдерживает смех и поняла, что она опять шутит. – Аксинья!

Тут кухарка захохотала в голос, а глядя на неё засмеялась и Лиза. Успокоившись, Аксинья приобняла девушку за плечи:

– Не слушай никого, голубка. Чуешь, что твой человек – хватай и люби, что есть сил, покуда можешь.

Семья Лизы относилась к зажиточным мещанам – сословию городских обывателей, что выше крестьян, но ниже дворянства. Аккуратный домик в большом селе Нижне-Иссетской волости Пермской губернии принадлежал их семейству, сколько она себя помнила, хотя няня рассказывала, что Лизавета появилась на свет в деревне, где родители крестьянствовали, а бабки с дедами были крепостными.

Отец, столь существенный скачок в сословной иерархии, объяснял собственной деловой хваткой и смекалкой. Да и маменька, обожавшая супруга нездоровой любовью зависимой женщины, поддакивала и с придыханием рассказывала всем, как умен и оборотист её муж. Папенька, оптовый торговец продуктами, сбегал от любящей супруги в деловые поездки, длившиеся по несколько месяцев. Дом и восемь детей, 4 девочки и 4 мальчика, находились полностью в её власти. Елизавета была старшей.

Маменька, женщина малообразованная и недалёкая, весьма гордилась, что в доме всё как у приличных людей – кухарка, нянька и приглашенный учитель. Младших со временем отдадут в гимназию, а с Лизки довольно и того, что есть, ни к чему ей образование.

Это материнское пренебрежение Лиза чувствовала, сколько себя помнит, и братья с сёстрами также стали к ней относиться, и даже кухарка. Только отец и няня немного любили её. Она не понимала причин и старалась изо всех сил заслужить любовь домочадцев. Первой начинала смеяться грубоватым шуткам батюшки, исполняла все прихоти матушки. Лет с 8 присматривала за младшими и терпела их капризы, помогала на кухне, мыла полы и окна.

За малейшую провинность Лизу сурово наказывали. Там, где младшим матушка грозила пальчиком, её карали ледяным молчанием, лишением еды или заключением в тёмном чулане, смотря какое настроение было у маменьки. Она ни разу не ударила старшую дочь, но Лиза была готова подставить спину под розги, лишь бы не страшный материнский бойкот.

Но отец опять уезжал надолго, родительницу это раздражало, и она отыгрывалась на Лизе. Братья и сестры не ставили её заботы ни в грош и даже кухарка отчитывала за то, что Лиза плохо делает её работу. Немного скрашивала непростую жизнь няня, мастерица рассказывать истории. Заслушиваясь байками про леших, водяных, домовых, русалок и ведьм, Лиза погружалась в сказочный мир, представляя всё как наяву.

Подросшая Лизавета обратила внимание, что и внешне отличается от семьи. Как-то она подслушала беседу кухарки с няней, те перемывали косточки хозяевам и соседям. Девушка не обратила бы на него никакого внимания, если бы они не заговорили про маменьку.