Дверь приемного покоя хлопает как выстрел. А у меня все внутри замирает от неприятных предчувствий.

– Ну что? – подрываюсь с места к Вите Торганову. Рядом с ним маячит строгая блондинка в очечках. Медсестра, наверное.

– Да все нормально, Феликс, – кладет мне руку на плечо Торганов. – Вовремя хватились. Сейчас прокапаемся, и может, в конце недели домой выпишем… Хмм… - поправляется она и кивает на блонду.
– Тут как Татьяна Александровна решит…

Это врач? Правда? Толку с нее! Хорошо, Витя рядом. Местные говорят, акушер от бога.

– Знакомьтесь, – представляет мне свою спутницу. – Татьяна Александровна – завотделением патологии беременных. А Феликса нашего Сарычева представлять не надо. Его в городе каждая собака знает…

– Так жена их ворует у пенсионерок, – усмехаюсь криво.

– Наведите порядок, пожалуйста, – вздыхает врачица. – Житья нет от этих глупых блогеров. То врачей грязью поливают, то пациенток. И главное, кто-то свой посты катает. Слишком хорошо знает нашу кухню…

– Всех найдем и накажем за клевету, – киваю я сурово. – С Ларой и с ребенком что? – интересуюсь как на допросе.

– Виктор Петрович все сказал. Удалось остановить процесс на ранней стадии. Теперь все под контролем…

– Спасибо вам, – выдыхаю с облегчением. – А можно к ней?

Кажется, не увижу сейчас Лару, с ума сойду. Мне обнять ее нужно. Руку на живот положить. Лично убедиться…

– Да, конечно, – улыбается мне Татьяна. – На второй этаж поднимайтесь. Девятая палата.

– Люкс? – уточняю на всякий случай.

– Ну, естественно! – закатывает глаза к потолку Торганов. – У нас все богатые и знаменитые в люксах лежат. Только моя жена в общей палате…

– Вить, ну кто ж тогда знал! – всплескивает руками Татьяна. – Вот не уехал бы…

– Если бы да кабы, – отмахивается тот.

– Возвращайся, а? – просит она Тора. – Без тебя тут завал. Сам знаешь…

– По ходу, придется, – морщится Тор. – Ты же понимаешь, в чем причина? У нас кто-то переработался. После девяти анализы отказался принять… Совсем охренели, беременных женщин по жаре гонять…

– Тебя на них нет, – вздыхает Татьяна и смотрит виновато. – Ты же понимаешь… – оправдывается поспешно, но я уже не слушаю. Гоню на второй этаж на всех скоростях. И только у белых дверей выдыхаю.

Считаю до тридцати, стараясь выровнять дыхание. Осторожно приоткрываю дверь и слышу сзади недовольный голос.

– Вы к кому?

«Прокурорская проверка!» – так и хочется выпалить на автомате. Но нет, сейчас так шутить нельзя.

– К Сарычевой. Татьяна Александровна разрешила, – бросаю на автомате.

Строгая медсестра в чепце и в очках оглядывает придирчиво мой мундир. Роняет любопытный взгляд на погоны и цедит с недовольной миной.

– Ладно. Проходите.

Заслуженный вахтер России, блин!

– Благодарю, – роняю коротко и, только открыв дверь, догоняю. Я же Лару по своей фамилии назвал.

Сарычева Лариса Дмитриевна… Красиво звучит.

– Ты как? – в два шага оказываюсь рядом с женой. Придвигаю стул. Сажусь поближе.

– Все хорошо, – улыбается она печально. – Виктор Петрович всю больницу на уши поднял. Все врачи сбежались. Консилиум был. Две капельницы уже прокапали. Вроде опасность миновала. Но вставать пока нельзя.

– А тебе куда-то срочно надо? – приподнимаю бровь. – Давай на кровати отвезу. Колеса тут есть? – демонстративно осматриваю белые ножки и такие же колеса.

Лара хихикает, а я осторожно беру ее руку в свои. Целую каждый пальчик и схожу с ума от обладания этой женщиной.

Все хорошо! Она моя. Никому не отдам. А то ишь, генералы тут разъездились. Чужих жен похищают…

– Я хотела тебе сказать, – деловито тараторит Лара. – Я, кажется, поняла, кто стоит за Канарейкой и Шансоньеткой… Это Света… Светлана Павловна, то есть…

– Умничка моя, Ларочка, – прикасаюсь губами ко лбу. – Догадливый котенок…

– Я серьезно, Феликс, – хмурит бровки жена.

– Хорошо, товарищ генерал, – шутливо беру под козырек. – Разберусь и доложу. Работаем.

И Лара смеется. Вглядываюсь в радостное личико, и на душе становится легче. Только от одной Лариной улыбки тугая пружина внутри ослабляется. И я выдыхаю.

Пронесло, слава тебе, господи!

– Думай о себе и о ребенке, – глажу девчонку по волосам, таким мягким и нежным, что хочется зарыться в них носом и забыть обо всем на свете. – И обо мне вспоминай… Хоть иногда, – выдыхаю глухо. – А с уродскими блохерами я сам разберусь. Вообще не вникай… – кладу ладонь на живот, выпирающий из-под покрывала. – Кстати, как наш футболист?