Шрифт:
– Если я пообещаю, что больше никогда не введу тебя в заблуждение?
– Какие мягкие формулировки, - вытирает слезы с лица.
– И тем не менее.
– Нет.
– Почему?
– Сказать можно что угодно. Но когда возникнет ситуация ты снова сделаешь так. Потому что для тебя существует только твое "хорошо".
– Уверяю - нет.
– Я не верю в клятвы лжецов. Даже если и влюблена в этого лжеца.
– И что мне делать?
– Вернуть в самое начало, чтобы ты мог сделать со мной это снова. Но сделать иначе...
– Это невозможно. Ты ставишь невозможные условия.
– Потому что, мы теперь - невозможны. Отпусти меня. Я готова до последней буквы соблюдать контракт. А как женщину отпусти. Ты делаешь мне только больнее...
Воздух горит в лёгких от внутренней ломки. Она все поняла про меня правильно. Есть только моё "хорошо". Я не умею им жертвовать. И сейчас это просто... самоизнасилование.
Давай, говори, Хан.
Протираю онемевшее лицо ладонями.
– Отпускаю. Уходи.
Достаю ещё одну сигарету, прикуриваю.
– Мне жаль...
– уходит.
Глядя, как дым клубится вверх, слушаю ее удаляющиеся шаги.
Звук душит до темноты в глазах.
И кажется, кружится всё.
Вожу пальцами по пульсирующей ссадине на ключице. Боль больше не бесит.
"Жаль..." - какое бессмысленное слово.
Глава 49 - Негуманные аттракционы
Дни идут, я живу в оглушающей пустоте. "Жаль" - покинуло мой лексикон. Я ищу по ночам альтернативы.
Как и раньше, мой день начинается с чашки кофе и скинутого Костей тайминга.
Происходит много всего, требующего моего личного участия, но... я не могу включиться.
Мы работаем, мы почти не пересекаемся, мы совсем не общаемся. Я, как и обещал, не приезжаю, не звоню, не пишу. И даже не читаю отчётов охраны - "когда, куда, с кем", если там нет никаких пометок про опасность.
Их нет.
Иногда мне хочется, чтобы были. Это бы дало мне легитимное право вмешаться в ее жизнь.
Сидя в офисе, листаю наш новый каталог. На обложке Мия. И после обложки, я не вижу ни одной страницы.
Раздражённо швыряю на стол.
Снимаю галстук. Ей не нравилось…
Швыряю следом за журналом.
Кислорода все время не хватает. Тяжело дышать.
– Хан, - заходит Костя.
– Да?
– Мия просит доступ к оборудованию в нашей мастерской. Ей нужен тигель и инструмент.
Взмахиваю рукой.
– Пусть.
А потом я долго курю на балконе, пытаясь найти хоть одну причину поехать туда. Но пока нет ни одной. Ни одной обоснованной причины.
Всё моё нутро протестует от поиска причин. Нахуй мне причины?! Я могу приехать в любое мгновение. Просто потому что захотел. Выяснить у охраны, когда она планирует и...
Но... Нет. Аттракцион уже крутится на таких скоростях, что не соскочить. И сейчас я лечу на какой-то очередной петле вниз. И надо долететь. И хер его знает почему - но надо так. Я больше ничем не управляю, кроме своего решения.
– Как дела, Хан?
– залетает взбудораженный Назар ко мне на балкон.
Он уезжал по моим делам на несколько дней.
Флегматично жму ему руку.
Молча веду взглядом по небу, подыскивая слова. Их нет.
– Я отпустил Мию.
– М.
Озадаченно замолкает.
– Какая теперь у нас концепция?
– Достань мне хорошее снотворное. Вискарь - плохое.
– Понял. Может антидепрессанты?
– Нет у меня депрессии.
У меня просто нужной женщины рядом нет.
– Понял. Но я тебя сейчас немного взбодрю! Смотри-ка...
Включает мне видео с камер ювелирного цеха. Там мой лучший ювелир - Сохарев.
Он подменил в заказанной работе бриллианты, которые дал заказчик на точно такие же по каратам, но... на синтетические. Разница в цене - несколько десятков миллионов.
Или - заказчик сам подменил их в изделии, подставив моего ювелира.
Не верю ни одному, ни другому.
Поэтому претензий не предъявляю. Если Сохарев косячит, то попробует сделать это ещё раз.
Подменить что-то очень сложно. При работе на каждого из них смотрит по три камеры. Но когда мы отсматривали прошлое видео был сомнительный момент. Он уронил изделие на пол. Словно намеренно. А потом быстро его поднял. Мгновение. Но можно успеть подменить изделие, если очень постараться. При условии, что у него есть мастерская дома. И он мог сделать там дубль.