Ямпольской он сказал, не объясняя причин, что с кандидатурой Ляли Ратушной лучше пока подождать.

Зато вторая кандидатура оказалась исключительно удачной. Это был Володя Соболев, винничанин, студент Московского университета, старый знакомый Наташи, которого она встретила в городе спустя несколько дней после его возвращения из плена. Он производил впечатление совсем еще юного, необстрелянного паренька; глядя на его моложавое, румяное лицо, всегда готовое расплыться в улыбке, трудно было поверить, что за плечами у этого человека суровые, недетские испытания, и только пустой правый рукав, заложенный в карман шинели, красноречиво говорил об этом.

Тяжело раненный под Киевом, без сознания, он был подобран на поле боя кем-то из местных жителей, укрыт в крестьянской хате, но затем обнаружен гитлеровцами и отправлен в лагерь. Еще в бою он лишился правой руки, в лагерь попал, едва оправившись от раны, и здесь, лежа под открытым небом, без медицинской помощи, почти без пищи, был, как и тысячи других, обречен на верную гибель. Это длилось четыре месяца. Вопреки всему он остался жив, вопреки всему бежал из лагеря в родную Винницу, и теперь у него не было никаких иных чувств и стремлений, кроме неостывающей ненависти к врагу и стремления бороться.

Иван Васильевич познакомился с Соболевым в библиотеке. Тогда же и состоялся их первый откровенный разговор. Он произошел вопреки намерениям Ивана Васильевича, который и сам не мог понять, что же побудило его так быстро раскрыть карты: то ли какая-то уверенность в себе, которая пришла с опытом и первыми успехами и делала его все менее осмотрительным, то ли взгляд этого юноши, прямой и вызывающе откровенный.

Помимо листовок, которыми теперь в обязательном порядке занимались все участники подполья, Володе Соболеву была поручена работа особой важности и трудности: работа среди военнопленных, бежавших из лагерей. Нужно было находить этих людей, отбирать среди них наиболее надежных и полезных для подполья и обеспечивать их документами, по которым они могли бы свободно жить и работать в Виннице; документы готовились группой Войцеховского и должны были поступать через Любимову к Бевзу, от него к Ямпольской и затем уже к Соболеву. По замыслу Бевза и Левенца, из бывших военнопленных мог быть составлен таким образом боеспособный отряд для действий в лесах под Винницей – ядро будущего большого партизанского отряда. Он стал бы убежищем для многих из тех, кому угрожает «мобилизация» в Германию; кроме того, этот отряд непременно должен был обрасти людьми из окрестных сел – десятками, сотнями людей, жаждущих активной борьбы.

Володя энергично взялся за дело и в первые же две недели принес Наташе список из шести человек, которым нужно было заготовить документы. Иван Васильевич сам расспросил его о каждом из этих шести и убедился, что все они действительно проверены Соболевым – во всяком случае настолько, насколько он мог их проверить.

Но дальше дело как-то заглохло. Видно было, что сам Володя к нему остыл. Он стал пропадать где-то, не появлялся по нескольку дней, в ответ на расспросы отмалчивался и краснел или врал и тогда краснел еще больше. Наконец, он признался Наташе, что раздобыл пистолет и решил во что бы то ни стало научиться стрелять левой рукой. Для этого приходится на целые дни уходить за город, в лес, тренироваться, он облюбовал такие чащобы, куда вряд ли кто может наведаться.

Иван Васильевич решил подождать.

– Не трогайте его, – сказал он Ямпольской. – К чему душа лежит, пусть тем и занимается. Кстати, уметь стрелять тоже не последнее дело.

Но тут случилось непредвиденное. Тридцать первого марта, среди бела дня, на Первомайской улице чьим-то метким выстрелом был убит наповал штурмбанфюрер СС. Стреляли сверху, с чердака двухэтажного дома: полиция установила это немедленно. Весь день, до самой ночи, улица была оцеплена солдатами и полицейскими, во всех домах были произведены тщательные обыски, но никаких результатов они не дали.

На этот раз Володя Соболев пробыл в библиотеке дольше обычного. Вечером он остался слушать радио вместе с Наташей, потом пошел провожать ее домой и долго стоял с ней в парадном, находя все новые темы для разговора. «Какой он все-таки чудной», – уже не в первый раз подумала Наташа, и вдруг странная догадка осенила ее. «Постой, постой…» – начала она, но прежде чем успела что-либо сказать, услышала его сбивчивый шепот:

– Ты только никому не говори… Это я… сегодня…

Она стиснула его руку.

– Начал?

– Начал, – ответил он ей кивком головы и взглядом, полным доверия.

Больше ничего не удалось от него добиться.

…Наутро это событие бурно обсуждалось на экстренном совещании подпольного центра. Рассказав со слов Ямпольской о поступке Соболева, Иван Васильевич потребовал, чтобы подобные самовольные действия были категорически осуждены, а сам Соболев получил соответствующее строгое внушение. С этим все согласились. Но когда, продолжая разговор, Левенец высказался против «индивидуального террора» как такового, сославшись на общеизвестные факты из истории партии, – тут и возник спор. Иван Васильевич, как и прежде (а они не раз уже обсуждали с Левенцом эту тему), утверждал, что теперь не время разбираться в средствах. Все, что идет во вред Гитлеру, – все приемлемо и хорошо! Что же касается истории, то это не довод. Одно дело – народники, другое дело – мы. Народники стреляли в царя, наивно думая, что этим они изменят существующий строй. За это их и высмеял Ленин. Мы же вовсе не придаем террору какое-то исключительное значение. Мы ведем войну: наша армия уничтожает фашистов на фронте, в бою, мы должны уничтожать их здесь, только и всего! А как это поднимает дух населения! Сегодня в городе только и разговоров, что о вчерашнем выстреле на Первомайской. Люди видят, что злодейства фашистов не сходят им с рук. Люди видят, что здесь, в оккупированном городе, действует организация патриотов. Значит, не так уж незыблем «новый порядок». Значит, не такие уж фашисты полноправные хозяева на нашей земле. Тем, кто впал в уныние, опустил руки, есть над чем задуматься сегодня!

Ивана Васильевича поддержал новый член подпольного центра, Пилипенко. Валя Любимова, тоже введенная накануне в состав центра, приняла сторону Левенца:

– Люди-то как раз подумают, что нет никакой организации, а так… отдельные смельчаки… на свой страх и риск.

– Верно! – разгорячился Левенец. – Когда население читает наши листовки, и это происходит изо дня в день, – всем понятно: в городе есть подполье, оно действует организованно, а раз организованно, стало быть, это – сила. А вот эти ваши одиночные выстрелы, эти случайные убийства на улице – они скорее бессилие показывают. От отчаяния люди стреляют в кого попало. Что, не так?