— Жук, вытащи этого ушлепка отсюда, чтобы не лез в чужие разговоры и сам там побудь. Если вдруг заявится Светлячок — дай знать. Не нужно, чтобы он увидел нашего гостя.

Судя по топоту и последующему шороху, Жук подхватил тушку парализованного электромагнитным импульсом Комара и выволок его в другой грот. Я чувствовал, как постепенно наливаются силой мои мышцы, но по-прежнему лежал навзничь с самым беспомощным видом, помня, что тот, кто сидит на корточках возле меня, видит в темноте. Пусть до последнего мгновения Оса считает, что у него все под контролем и, главное, жужжит подольше, пока я не буду готов для броска.

— Нас называют больными уродами, — принялся жужжать он. — Одни в глаза, другие за глаза. Как будто мы виноваты, что родились такими. Существуют общества слепых, глухонемых, калеки получают от государства пособия. Мы же приравнены к тем бедолагам, которые страдают кожными заболеваниями и вызывают у большинства граждан лишь отвращение. Ну что ж, мы не собираемся доказывать, что достойны внимания. Не все из нас обладают достаточно развитым интеллектом, но всех объединяет неприязнь к вам, обыкновенным людям. Понятно, что мы не можем вам противостоять. Вас — миллиарды, а нас — жалкая горстка, но это — пока. Нам нужно время, чтобы обрести силу.

— Будете ждать, пока наплодится несколько миллиардов таких же моральных уродов?

— Нет. Зачем. Нам помогут наши духовные наследники, те, кто воспринял наши идеи.

— Хотите из пацанов сделать таких же моральных уродов, как и вы?

— Ну вам ли не знать, Александр Сергеевич, какие они у нас замечательные! Умные, талантливые… Талантливые — это не то слово!.. Пройдет каких-то десять лет и они станут полноправными гражданами вашего общества и тайными послами — нашего. Среди них будут философы, писатели, педагоги. Пройдет еще лет десять и наши идеи уже глубоко укоренятся в массовом сознании. И тогда мы выйдем из тени. И будем приняты уже не как несчастные изгои, а без малого — как боги! Из бедных уродцев мы превратимся в высшую расу, которая будет править этой планетой.

— Красиво, — охотно согласился я, потому что был уже полностью готов к схватке. — Только знаете, гражданин Оса или как вас там, что губит всех кинозлодеев?

— Не понимаю…

— Они слишком много болтают!

Не вставая, я провел подсечку и инсектоморф потерял равновесие, но ПЭМ все еще был у него в руке, стоит ему нажать на гашетку и меня в лучшем случае разобьет временный паралич. А потом он переведет регулятор на полную мощность и изжарит мне мозги. Ведь несмотря на весь тот бред, который он тут нес, я для него опасный свидетель. И инсектоморф прекрасно это понимал, поэтому оказал мне яростное сопротивление. Скользкий оказался, словно он не оса, а уж. Пришлось хорошенько дать ему по уродливому рылу.

Оса застонал, выпустив из пальцев ручную пушку Гаусса. Подхватив ее, я бросился к фонарику. Схватил, посветил на рукоять. Убедился, что регулятор установлен на минимальную мощность, подошел к инскетоморфу и с удовольствием его обездвижил. А потом кинулся к выходу из пещеры. В луче фонарика, который я направил вперед, возникла громоздкая туша Жука. Увидев только что беспомощного пленника, он невнятно замычал, размахивая ручищами.

— Веди меня к выходу! — приказал я.

Тот закивал и принялся тыкать ручищей куда-то вперед. Самое странное, что Жук действительно был похож на жука. Те же изуродованные пальцы, поросшие черным жестким ворсом, вытянутые вперед челюсти, напоминавшие жвала и фасеточные наросты вокруг глаз. Тоже — инсектоморф, только невероятно толстый. Я показал ему коротким черным стволом ПЭМа, дескать ступай вперед. Он кивнул головой, похожей на жбан, и потопал в темное жерло штрека, соединяющего карстовые пустоты.

Прежде, чем войти в него, вслед за Жуком, я едва не споткнулся о распростертое на полу тельце. Посветил фонариком. Так вот ты какой, Комарик. Такой же уродец, как и прочие. И откуда они только взялись в нашем маленьком тихом Литейске? Понятно, почему «тонкие» прячутся в подземелье. С такими рожами на улицах им лучше не появляться. Интересно, а как с ними связан Граф? Ведь, наверняка, связан. Уж больно то, что тут вещал этот Оса, похоже на речи этого лжеклассика. С некоторыми отличиями.

Жук топал впереди, а я — сзади, подсвечивая ему покатую спину. Я стал замечать, что к эху наших шагов добавляются еще какие-то звуки. Больше похожие на отдаленный гул пчелиного роя. А к звукам — и запах. Точнее — поначалу — запашок. Что-то отчетливо впереди. Я подумал, что это мой жирный проводник портит воздух, но с каждым пройденным метром вонь усиливалась. Мне уже стало трудно дышать. Я сдернул с шеи шарф и обмотал им лицо. Чуть-чуть полегчало.

— Эй! — окликнул я Жука. — Куда ты меня ведешь? Я говорил — наверх веди, а ты прешься к какой-то вонючей яме…

— Тихо! — гулко выдохнул жирняй. — Здесь лучше помолчать. Пока они не услышали…

— Кто это — они?

— Черви! — прошептал Жук. — Они слепые, но зато слух, как у летучих мышей.

— Тебя не поймешь! — проворчал я. — То черви, то мыши…

И мы продолжили путь. Мой проводник старался ступать бесшумно, что при его габаритах получалось не очень. Во всяком случае, мои шаги он заглушал. А вот вонь — не мог. Меня уже начало мутить от нее. Не знаю, как там пахнут черви или летучие мыши, но из тоннеля впереди отчетливо несло запахом множества давно не мытых человеческих тел, а также — испражнений. Озарение пришло слишком поздно. Спина Жука, маячившая впереди, внезапно исчезла. Затормозить я не успел.

Под ногами вдруг образовалась пустота. Я взмахнул руками, словно крылышками, но, увы, они были лишь обыкновенными человеческими грабками, не способными удержать ротозея в воздухе. Хорошо еще, что я не выпустил из них фонарик и ручной Гаусс. Падение мое было относительно мягким. Я хряпнулся на что-то костлявое и верещащее, но все же — не на голый камень. Вскочил я довольно резво, полоснул лучом фонаря по харям, которые меня обступили.

Послышался нечленораздельный визг, пополам с матом. От этого я опешил сильнее, чем от внезапного падения. Люди. Неимоверно грязные, в лохмотьях, закрывающие заскорузлыми от нечистот ладонями бельма слепых глаз. Вот что так воняет и гудит в темноте. Испуганный визг издавали… бабы… Я явственно различал обвислые тряпки грудей, проглядывающие сквозь прорехи в истрепанной одежде. В остальном они не отличались от мужской части этого чудовищного подземного народца.