– Я читал немного другую версию, – заметил Александр, – но не суть. Главное, с той поры людям приходится сталкиваться с многочисленными бедами и горем. Прямо как нам.

Остальные помолчали, осмысливая сказанное.

– Что дает эта информация? – Адам поворошил палкой дрова, заставив пламя вспыхнуть ярче. – Допустим, в шкатулке было нечто дурное. И?

– А где, кстати, шкатулка? – спросила Нина.

– В рюкзаке Сэма, – ответил Александр и указал на лежавший чуть поодаль рюкзак, напоминающий верного пса, дожидающегося хозяина, который никогда не вернется.

Тамара пожевала губами. То, что она собиралась сказать, прозвучит странно, но им придется ее выслушать.

– Возможно, шкатулка – ключ. А быть может, она бесполезна, поскольку уже сыграла свою роль. Так или иначе, эта вещь обладает или обладала силой, а значит, может послужить порталом.

– Чем? – в один голос воскликнули Адам и Нина.

– Что-то из «Гарри Поттера»? – спросил Александр.

Тамара не удержалась от улыбки.

– Это не портал в общепринятом смысле слова, никаких физических перемещений не планируется. Когда медиум погружается в транс, ему порой необходим некий предмет, чтобы выйти на связь с другим миром, с умершим человеком, понимаете? Для облегчения задачи. Предмет я и назвала порталом.

– Так вы еще и медиум? – уточнил Адам.

– Сказать по правде, впала в транс всего один раз. Сама не поняла, как и почему это произошло, понятия не имела, что способна на такое. Повторить не получилось, да я и не пробовала, ничего в этом нет хорошего.

– Расскажете? – спросила Нина.

Тамара поморщилась. Не любила вспоминать, но, видно, придется.

– Особо рассказывать нечего. Однажды ко мне на прием пришла женщина. Жаловалась на дочь. Семнадцать лет, никакого с ней сладу: не слушается, грубит, учиться не хочет, из дому сбегает, выпивает, компания дурная. А вчера, говорит, из дома ушла не с пустыми руками, украла сбережения и украшения. Женщина хотела, чтобы я нашла дочь, вещи и деньги. Я собралась сказать, что поиском не занимаюсь, но она вытащила из сумки и положила передо мной на стол расческу. Мол, слышала, ясновидящим нужны личные вещи пропавшего, вот и принесла. Я инстинктивно взялась за расческу, прикоснулась. – Тамара обхватила себя руками, точно замерзла. – Я будто превратилась в ту девушку. Сложно объяснить… Смотрела чужими глазами, находилась в теле другого человека. Видела приближающегося убийцу, видела нож. Затем удар… – Тамара закрыла глаза ладонями. – Я страдала, чувствовала невыносимый ужас, знала, что сейчас умру, что меня убивают!

Она задохнулась, не в силах продолжать.

– Не нужно, – проговорила Нина, – не мучайте себя. Мы поняли.

Тамара смахнула выступившие слезы. Те чувства, та боль жили в ней до сих пор, и ночами она нередко просыпалась, видя, как убийца заносит над ней нож, чувствуя, как ледяной металл касается горла. Еще она вспоминала, как закричала мать погибшей девушки, как стала поносить Тамару последними словами, отказываясь верить, обвиняя во лжи. Правда, через несколько дней, когда нашли тело с ножевыми ранениями, убитая горем женщина пришла к Тамаре, просила прощения, умоляла попробовать связаться с покойной дочерью. Тамара отказалась. Не потому, разумеется, что обиделась. Просто не была уверена, что у нее получится, и не хотела снова испытывать ту муку.

Но сейчас у нее нет выбора. Если они хотят разобраться, если надеются выжить, придется это сделать.

– Не знаю, смогу ли погрузиться в транс, но попробую, – проговорила Тамара. – Надеюсь, шкатулка послужит порталом.

– Когда вы хотите попытаться? – спросила Нина.

Тамара посмотрела в черное, как нефть, небо, усыпанное мириадами звезд-светлячков. Сбоку пристроилась краюшка луны.

– Пожалуй, стоило бы прямо сейчас. – Тамара поглядела на спящую Елену. – Пока она спит. Но процесс пугает меня, а ночью… Страшно пробовать, когда кругом темно, – призналась она. – Лучше при свете дня. Ночи слишком непредсказуемы, во мраке все всегда становится хуже.

– Конечно, – ободряюще улыбнулась Нина, – вы правы. Нужно делать так, как вам лучше и легче.

Разговор угас. Главное сказано, что обсуждать? Люди стали устраиваться на ночь, желая друг другу спокойного сна, и короткая ночь, надо сказать, прошла мирно, без потрясений.

Зато утро пятого дня принесло новый кошмар.

Ему снилась Анжела. Подошла близко-близко, обхватила ладонями его лицо, прижалась вплотную.

– Скоро мы будем вместе и больше уже не расстанемся, – шептала она.

Ее дыхание было горячим, от Анжелы пахло тленом, прелыми листьями, землей. Запах был жирным, острым, навязчивым. Он забивался в нос, и Адам силился вырваться, высвободиться, сделать вдох, но не мог. Покойница – Адам и во сне знал, что Анжела умерла! – вцепилась в него слишком крепко.

«Нужно проснуться, проснуться», – уговаривал он себя, и в итоге сумел вырваться из оков сна. В первое мгновение увидел Анжелу – как тогда, на катере. Но после поморгал, и она пропала. Однако Адам не обманывался: знал, что Анжела всегда будет поджидать его. В каждом дурном сновидении, в каждой тени, в каждом темном углу.

А потом он умрет, и Анжела получит его, чтобы больше не отпустить.

Голова болела, глаза слиплись. У него начался конъюнктивит? Наверное, это из-за того, что они вынуждены умываться грязной речной водой. Страшно подумать, что творится в желудке и кишечнике, они ведь и пьют эту же воду, за неимением другой, чаще всего, забыв о кипячении в банках.

Кое-как проморгавшись, Адам привстал, с трудом разгибая затекшие ноги, разминая поясницу. Спал он лицом к домику, спиной к реке, а потому заметил это не сразу, а лишь встав на ноги и повернувшись лицом к Дунаю (если, конечно, допустить, что это все еще Дунай).