Разочарование Свифта не было свидетельством развитой экологической совести. Скорее, он ненавидел отходы, а жир в «Пузырчатом ручье» – это жир, который не был монетизирован в виде маргарина. Он был потрачен впустую – «а для моего отца любое расточительство было слишком большим!».

Луис приписывал бережливость отца своим предкам, «которые на протяжении двухсот пятидесяти лет вели не слишком равную борьбу со скупыми песками Кейп-Кода». Родившись младшим сыном в семье из двенадцати человек в крошечной деревушке Сагамор, штат Массачусетс, незадолго до масштабной депрессии 1840-х годов, Свифт «не имел особых шансов». Но у него был проницательный взгляд на отходы, его старшие братья были мясниками, и он достиг совершеннолетия как раз тогда, когда натуральный лед начал внедряться в пищевую промышленность.
–

A

начале XIX века, когда Фредерик Тюдор впервые начал поставлять и продавать лед, более девяти из каждых десяти американцев все еще жили в сельской местности и питались тем, что могли вырастить или собрать и сохранить. Поскольку доступность продуктов питания все еще была сезонной и местной, в 1800 году не существовало среднестатистического американского рациона, а бедные, коренные или порабощенные люди часто не могли получить достаточно пищи. Тем не менее, исследователи сходятся во мнении, что большинство американцев до Гражданской войны вполне обеспечивали себя питанием, состоящим из кукурузы, пшеницы, овса и мяса – много мяса, больше, чем мы едим сегодня, будь то белка, бобер, соленая и маринованная свинина или свежезабитая осенью говядина. Остальное составляли животные жиры и молочные продукты, только что снесенные яйца весной, рыба, если она была доступна, и свежесобранные, и высушенные, маринованные или засахаренные фрукты и овощи.

Конечно, многие из этих продуктов не производились и не были легкодоступны в городской среде, но в 1800-х годах американские города были немногочисленны и относительно крошечны. В 1839 году, когда родился Густавус Свифт, в Нью-Йорке проживало менее полумиллиона человек.

Ситуация начала стремительно меняться, когда Свифт был еще подростком. В период с 1850 по 1860 год население Нью-Йорка почти удвоилось, достигнув более миллиона человек; население Филадельфии увеличилось более чем в четыре раза. Во второй половине века сотни и сотни тысяч иммигрантов и сельских американцев устремились в города страны в поисках работы на новомодных фабриках.

Пока существовали города, прокормить их было делом непростым. Лондон, ставший в 1830-х годах самым большим городом в мире, был первым, кто столкнулся с этой проблемой в современную эпоху, и, что неудивительно, первым, кто занялся ее научным изучением. Несмотря на то, что с 1841 по 1861 год население города увеличилось почти на миллион человек и достигло трех миллионов, цепочки поставок скоропортящихся товаров, таких как мясо и молоко, оставались крайне короткими. «Восемьдесят миль – самое дальнее расстояние, с которого когда-либо привозили туши», – писал британский врач Эндрю Уинтер в 1854 году.

В городе разводили и домашний скот. На протяжении 1800-х годов лондонцы могли потреблять яйца от местных кур, а также молоко от коров, которые большую часть своей жизни проводили в темноте, размещаясь в подвальных молочных цехах под Стрэндом, и лишь изредка их поднимали и отправляли за город, чтобы они паслись над землей, под слабым солнечным светом северных пастбищ. В 1856 году, когда британский писатель Джордж Додд опубликовал подробный анализ того, откуда в городе берется пища, он отметил, что не менее трех тысяч свиней содержались в «группе жалких домов» в Кенсингтоне, где «некоторые свиньи жили в домах и даже под кроватями». Свиные обитатели Манхэттена были не менее многочисленны. Во время своего первого визита в Америку в 1842 году Чарльз Диккенс, прогуливаясь по Бродвею, наткнулся на «двух грузных свиноматок» и «отборную компанию из полудюжины джентльменов-боровичков», а в 1848 году газета The New York Times описала «Свинарник» в Центральном парке как полный ирландских иммигрантов, живущих в «лачугах, в которых… вперемешку лежат маленькие животные кельтского и свинского происхождения, а также билли-козлы».

Большинство мяса, употребляемого в городах, доставлялось на рынок пешком, зачастую преодолевая огромные расстояния. Большая часть баранины, потребляемой в Древнем Риме, преодолевала сотни миль на своих собственных четырех ногах; во времена Джорджа Додда крупный рогатый скот регулярно отправлялся в трехнедельный смертельный поход из Шотландии осенью, чтобы быть забитым на Смитфилдском рынке в центре Лондона. Колониальные американцы создали такие же цепочки поставок мяса в Новом Свете, где даже индейки рысили в город. В своей книге 1912 года «Придорожные трактиры на Ланкастерской дороге между Филадельфией и Ланкастером» местный историк Джулиус Ф. Сакс описал «одну из любопытных достопримечательностей, часто встречавшуюся осенью полвека назад»: «стада или толпы птиц, как правило, индеек, но иногда и гусей, гонят в сторону города». Эти индюшачьи поезда двигались со скоростью около мили в час, даже подталкиваемые «шустряками», вооруженными длинными шестами, и эта скорость уменьшалась по мере того, как длился день, «поскольку начинало темнеть, птицы решали отправиться на насест, и тогда начиналось веселье».

Эти цепочки поставок были не слишком оптимизированы, поэтому, хотя сельское большинство ело много мяса, в городах оно не было обычным блюдом, за исключением элиты. Мясо доиндустриальной эпохи также было довольно жестким по сегодняшним меркам и, как правило, убивалось в не слишком гигиеничных условиях, но обычно было очень свежим. Проблема, особенно в больших городах, заключалась в том, что оно было дорогим и его никогда не хватало.

1800-е годы стали моментом, когда правительства западных стран начали все считать, и все их переписи и опросы, казалось, выявили признаки «мясного голода». В Великобритании с 1800 по 1914 год население увеличилось в пять раз, а предложение мяса оставалось неизменным. В своем обращении к Обществу поощрения искусств, производства и торговли (ныне более известному как Королевское общество искусств) в 1868 году химик Вентворт Ласкеллес Скотт сообщил, что, по его подсчетам, Соединенное Королевство не только испытывает «ужасный дефицит» животной пищи, но ни отечественное производство мяса, ни европейские стада не в состоянии восполнить этот дефицит. «Поскольку мы не можем надеяться на производство мяса, откуда и как мы будем его получать?» – спросил он. По общему признанию, это был «великий продовольственный вопрос» той эпохи.

Одержимость максимальным потреблением мяса была вызвана недавними открытиями в относительно новой дисциплине – органической химии. В 1830-х годах европейские химики выделили и назвали белок. На основании эксперимента, в ходе которого собаки, которых кормили диетой, состоящей только из углеводов и жиров, умирали, один из ведущих ученых в этой области, Юстус фон Либиг, ошибочно заключил, что белок – единственный по-настоящему питательный элемент в пище. Он утверждал, что белок строит мышцы и дает энергию для их растяжения, а углеводы существуют только для того, чтобы помочь дыханию функционировать без сбоев. Владельцы фабрик, генералы и правительства – в общем, все, кто хотел выжать максимум производительности из своих подчиненных, – начали заботиться о достаточности потребления рабочими мяса и молочных продуктов. «Производство требовало энергичных, сытых людей, но поставки мяса и цены на него были неудовлетворительными», – говорится в анализе ситуации, авторами которого были инженер и эксперт мясной промышленности.