«Твою ж мать, сегодня же еще совещание это долбаное… Совсем из башки вылетело. Как бы мне с него слинять и за это время всю нашу затею провернуть, пока они там заняты», – размышлял аферюга, надумавший обратить в свою пользу неугодное ему мероприятие.

– Да-да, я помню, Борис Анатольевич, – соврал Сапожников, пожимая протянутую ему руку. – Вы же мне еще в пятницу днем напоминали несколько раз.

– Ну просто у нас же до этого обычно ваш начальник Ручкин этим занимался всегда, но поскольку он сейчас в отпуске, а сегодня такой ответственный разговор…

– Не беспокойтесь, все в памяти. Все будет в идеальном виде, – поручился за свою работу помощник системного администратора, на уме у которого в тот день крутились вещи намного более судьбоносные и ответственные, чем какая-то там видеобеседа с заказчиком. – А мне надо будет все это время там присутствовать или можно будет уйти после начала?

– Ой, это не ко мне. Это у генерального спрашивайте, – отмахнулся Домбровский.

Микроавтобус прибыл на завод строго по расписанию за пятнадцать минут до начала рабочего дня. По еще одному из сотни своих суеверных обыкновений пройдя именно через средний из трех турникетов на контрольно-пропускном пункте, Энвидий удивленно поймал себя на мысли, что первый раз в жизни он направлялся к своему кабинету с неподдельными рвением и воодушевлением. Предъявив охранникам к осмотру содержимое своей сумки, он вдохновенно поскакал по ступенькам на четвертый этаж, где находилось его рабочее место.

По дороге к кабинету, в самом начале коридора Сапога остановила показавшаяся из-за открывшейся прямо перед его носом двери голова начальника отдела закупок Ткаченко, который боязливо, одной лишь верхней оконечностью тела выглядывал из своего убежища с опаской того самого школьника, стоящего на стреме у входа в класс, пока его ушлые одноклассники, решив воспользоваться отсутствием в кабинете учителя, фотографируют лежащие на преподавательском столе ответы на предстоящую самостоятельную работу. Стрельнув бешеными глазами в оба конца коридора, он шепотом запросил у заслонявшего видимость Сапожникова разведданные, которыми тот, по мнению Ткаченко, мог обладать:

– Пс-с-с, Энвидий! Виолетту Викторовну не видел?

– Нет, не попадалась, – кратко доложил оставлявший желать лучшего разведчик.

Не получив нужного ответа на свой вопрос, руководитель закупок изобразил на лице неудовлетворенную гримасу и беззвучно залез обратно в бункер, прикрыв за собой дверь. Укрытием ему служила крохотная подсобка, где хранился инвентарь уборщиц, и прятаться в которой при обычных обстоятельствах глава структурного подразделения в здравом уме вряд ли бы стал. Привыкшего же к подобному зрелищу Марковича это ничуть не удивляло.

Сапог дошел до кабинета системного администратора, где они вдвоем с начальником заседали, большую часть времени занимаясь имитацией бурной трудовой деятельности, и вставил ключ в дверной замок. Когда он уже был готов открыть дверь в родные пенаты, его одернул раздавшийся откуда-то справа мерзкий, скрипучий и хорошо знакомый ему голос:

– Ванадий Иванович, здравствуйте… Вы у нас сегодня на совещание идете вместо Ручкина Андрея Руслановича… Вы, я надеюсь, поставлены в известность?..

Энвидий с испугом машинально повернулся в сторону обладательницы на редкость скверного сопрано. Из-за угла коридора к нему обращалась еще одна высунувшаяся голова, на этот раз – принадлежавшая начальнице финансового отдела Виолетте Викторовне, про которую у него только что спрашивал Ткаченко. На лице женщины сияла в совершенстве ею отработанная приторная неестественная улыбка, которая украшала ее физиономию даже тогда, когда она хладнокровным равнодушным тоном доносила до сведения сотрудников пренеприятные для них известия: например, о том, что они уволены, или о том, что в этом месяце они по какой-нибудь причине будут лишены премии. Запоминать имена рядовых сослуживцев низшего и среднего звена, к которым относился и Сапожников, она, видимо, считала не только нецелесообразным, но и вообще ниже своего достоинства, поэтому Эн нисколько не оскорблялся тем, что тщеславная Виолетта Викторовна неправильно называла его по отчеству Иванович, а вместо его имени произносила название химического элемента.

– Конечно, Виолетта Викторовна. Доброе утро, – услужливым голоском отчитался Сапожок, неумело состроив в ответ натянутую улыбочку, которая, в отличие от его искусно владевшей техникой притворства собеседницы, сразу же выдавала в нем плохого актера.

– Ну смотрите, Ванадий Иванович… Сегодня очень важные переговоры с крупным заказчиком… Денис Марсович просил меня еще раз вам передать, что никаких технических неполадок ни в коем случае возникать не должно… – нарочно растягивая слова и делая по ходу речи мхатовские паузы, предупредила руководительница финансового подразделения.

– Я все понимаю, – ответственно заявил Энвидий Маркович, давно смирившийся с нелегкой долей Ванадия Ивановича, – я вас не подведу. Все будет по высшему разряду.

– Хотелось бы в это верить… А то ваш руководитель однажды тоже в этом заверял перед подобными переговорами, а потом без премии в конце месяца остался, когда не смог обеспечить качественную связь… Прошу вас это учитывать, чтобы такое не повторилось… В противном случае последствия для вас будут аналогичными… – с гнусной ухмылочкой пригрозила Виолетта Викторовна, пользуясь служебным положением, которое оставляло за ней право решающего голоса при комиссионном рассмотрении вопроса о лишении премии сотрудников (провинившихся в том, в чем их объективной вины чаще всего не было вовсе).

«Вот же жаба мерзопакостная, а, – с отвращением подумал Сапожников, который в этот момент изо всех сил продолжал не подавать виду, что он давно хотел бы высказать все, что у него накопилось. – Еще и шантажировать меня удумала. Она вообще понимает, что качество связи от нас никак не зависит? Что могут возникнуть неустранимые технические неполадки не на нашей стороне, а на стороне собеседника или, как вариант, у провайдера?»

Однако в силу своего бесправного зависимого положения, не желая потерять пресловутую премию, а быть может, и даже работу, озвучить он вынужден был совершенно иные мысли: