– Чушь, – фыркнула Гордеева.

– Чушь или не чушь, скоро узнаем. – Вика появилась из туалета и направилась к раковине.

Я переместилась в кабинку, которую она только что покинула, и бесцельно возила по полу шваброй, ловя каждое слово.

– Как же она без тренировок? Всю форму растеряет!

– Да и пожалуйста, – усмехнулась Игнатова.

Если верить Кире и результатам соревнований, Гордеевой не приходилось надеяться на многое. Игнатова и Задорожная же какую-то конкуренцию сильнейшим спортсменкам группы худо-бедно составить могли. Естественно, отсутствие Киры Вике только на руку. Впрочем, как и гибель Кати Денисовой.

– Бессердечная ты, – заключила Гордеева.

Я не поняла, шутит девушка или всерьез обвиняет Игнатову.

– Кстати, от нервов худеют, – заметила Задорожная, возникнув в дверном проеме. – Могла бы посочувствовать Карелиной.

На ней были розовые лосины и короткая спортивная кофта на молнии, не доходящая до пупка. На волосах – повязка в тон. Практически Барби. Помню, папа привез мне похожую куклу из заграничной поездки. Тогда еще жива была мама. Мы вместе сшили ей еще с десяток нарядов. Хорошее было время.

– Гусь свинье не товарищ, – бросила Игнатова и вернулась в раздевалку.

– Стесняюсь спросить, кто есть кто? – крикнула ей вдогонку Задорожная, прежде чем закрыться в кабинке.

– Порошок, уходи! – услышала я чей-то голос из раздевалки, и все разразились гомерическим хохотом.

Табличка с таким текстом по правилам противопожарной безопасности висела над выходом на ледовую арену. Шутку я оценила. Соне явно решили припомнить ее рассказ о чудодейственном порошке для похудения, названием которого она не пожелала делиться.

На льду тренировка шла полным ходом. Сегодня отрабатывали дорожки шагов. Мужская часть группы тоже присутствовала. Я со своей верной спутницей-шваброй устроилась за спинами тренеров и пыталась отличить твиззлы от выкрюков, когда спортсменам давались соответствующие команды.

Сегодня ничего интересного услышать не удалось. Тренеры обсуждали рабочие моменты: технику, скорость, музыку. Пару раз досталось пятым точкам некоторых спортсменок, которые, по мнению педагогов, мешали делать элементы чисто.

А вот в мужской раздевалке после занятия кое-что подслушать получилось. Боясь быть разоблаченной Вяткиным, с которым мы успели свести знакомство, помимо маски я нацепила сегодня и очки без диоптрий. И тем не менее заняла одну из кабинок в мужском туалете. Вряд ли кому-то до меня приходило в голову помыть дверь, ведущую в нее. Но сегодня этот момент настал. Отсюда я могла отлично видеть и слышать ребят, не привлекая к себе особого внимания.

Благо парней было в группе значительно меньше, чем девушек. Сейчас в раздевалке находились трое: Воробьев, Вяткин и, если я правильно помнила, Слава Дудкин, парнишка восемнадцати лет со светлыми глазами и волосами. В отличие от товарищей, стрижен он был коротко и отличался совсем уж крохотным для мужчины ростом. Впрочем, для фигуриста это скорее достоинство.

– Ни Кати, ни Киры, – печально начал Слава. – Так пусто на льду без них. Как будто свет погас. Светили звезды, а теперь небо черноечерное…

– Да ты поэт! – хохотнул Воробьев.

– Ничего смешного, – отрезал Вяткин. – Жесть какая-то происходит.

– Смерть Денисовой – жесть, но убийца должен сидеть в тюрьме!

– Кира не убийца, – сквозь зубы, явно сдерживая накатившую злобу, парировал Владик.

Для меня это стало лишним подтверждением догадки о том, что Киру он, кажется, по-настоящему любил.

– А что же ее тогда под домашний арест определили? – продолжал дразнить Сергей.

– Это не факт!

– А вот и факт, у моего отца друг детства в органах. Я тебе точно говорю, под домашним арестом она!

– И что он говорит? – с ужасом спросил прозванный поэтом Славка.

– Говорит он следующее, – приосанился Воробьев, довольный произведенным эффектом и повышенным вниманием. – Мы с вами вне подозрений. По камерам все мы засветились в нужное время в других местах. Так что, пацаны, выдыхаем.

– Так что же, они по камерам не могут посмотреть, кто с ней был?

– На крыше камер нет, а на последнем этаже в то утро засветились трое из младшей группы, имен не помню, Камилла Альбертовна, Савелий Юрьевич, уборщица…

Воробьев замолчал. Я приняла было это на свой счет, да так и замерла с тряпкой в руке. Ну не на меня же он намекает, в самом деле. Оказывается, парень замолчал, чтобы усилить эффект от последней фамилии.

– И Карелина, – триумфально закончил он.

– И что, ты думаешь, это она? – испугался Славка.