— Завидуешь? — ворковал он.

— Я лучше поцелую овечку. — Она тоже предпочла бы сохранить девственность до самой смерти, но ему не нужно было знать, что она никогда не брала любовника, иначе она никогда бы не услышала от него ни слова.

— А сейчас? — Морозко придвинулся ближе, и она устояла на ногах, не отступая. — У тебя красивая шея, — прошептал он ей на ухо.

Она закатила глаза.

— Так вот как ты затаскиваешь девиц в постель? Рассказывая им, как выглядит их шея?

— Значит, ты ищешь поэзию. — Он провел кончиком теплого пальца по изгибу ее шеи. По ее позвоночнику пробежала восхитительная дрожь, и, осмелюсь сказать, ей это понравилось. — Гладкая и шелковистая на ощупь. Я мог бы провести по ней языком и узнать, какова ты на вкус.

Ее глаза затрепетали, и она встала, скрестив руки на груди, когда он захихикал. Смеялся над игрой, в которую, как он знал, играл. Ублюдок.

— Просто оставь меня в покое, пока не решишь, что мое пребывание здесь закончено. Меня уже тошнит от этих игр. Они не забавны. Они жестоки. — Ее снова охватило тошнотворное чувство, словно кровь, как и раньше, нагрелась в жилах. Комната начала кружиться, и ей захотелось на свежий воздух, подальше от него.

Выражение его лица оставалось нейтральным, и он ничего не сказал, когда она отвернулась от него, чтобы выйти на улицу.

Ветерок обдувал ее кожу, когда она крепче ухватилась за перила. Несмотря на то что она находилась на холоде, ее кожа горела. Чем дольше она стояла, тем больше слабела и нуждалась в том, чтобы прилечь. Она отступила от перил, чтобы войти внутрь, и ее тело покачнулось. Белый мир помутнел, колени подкосились, и она рухнула на пол.

Дверь распахнулась, и Морозко поднял ее на руки. У нее не было сил освободиться от него.

— Что ты делаешь? — прошипел он. — Пытаешься убить себя?

— Я упала. Я подумала, что это прекрасный день, чтобы упасть на землю, ты согласен? — прохрипела она.

— Тебе нехорошо, не так ли?

Он был дураком? Конечно, ей было нехорошо.

— Это из-за твоей крови.

Он нахмурился.

— У тебя не должно быть симптомов.

— Я полагаю, они приходят и уходят, — сказала она, извиваясь в его объятиях. — Опусти меня. Я могу стоять.

Морозко поставил ее на ноги, и как только кончики его пальцев покинули ее талию, она столкнулась с его грудью. В одно мгновение она снова оторвалась от пола, прижавшись к нему всем телом.

— Опусти меня! — прошипела она, когда ее охватило изнеможение.

— Значит, ты можешь снова упасть? — Он недоверчиво поджал губы.

Эйра не могла расслышать, на что еще он жаловался, потому что ее глаза закрылись, и все стихло.

Прошло девять дней с тех пор, как Эйра то приходила в сознание, то снова теряла его. Ульва приходила и мыла ее, как могла, а король часто был у ее постели, задумчиво наблюдая за ней, как будто она была головоломкой, которую нужно было разгадать. Ульва недавно ушла, отказавшись пока позволять ей мыться.

Эйре было уже все равно, больна она или нет. Она принимала ванну сама в течение многих лет — она не была новорожденным младенцем. Оттолкнувшись от кровати, она споткнулась, когда шла в ванную, но не рухнула на пол. Это был прогресс.

Она включила воду, позволяя ванне наполниться, одновременно снимая с себя пропитанную потом ночную рубашку. Ульва помогала ей переодеваться каждую ночь, так что, к счастью, она уже несколько дней не носила одну и ту же одежду.

Но от ее тела пахло конюшней.

Эйра покачнулась, когда вошла в теплую воду, погружаясь в ее глубины. Схватив кусок мыла, она провела им по своему телу и волосам.

— Оно вкусное, Эйра. Как раз то, что тебе было нужно, — прошептала она, откидываясь на спинку ванны, чтобы расслабиться, прежде чем попытаться дойти до кровати.

И так же быстро, как молния ударила в землю, болезнь снова охватила ее. Ее грудь вздымалась, а дыхание стало прерывистым. Во всем был виноват Морозко. Он сделал это с ней, и она не знала, почему его кровь все еще оставалась в ней после всего этого времени. Это было похоже на надоедливое насекомое, которое не желало исчезать. Что, если оно никогда не исчезало?

Внутри нее возникло новое ощущение, сначала покалывающее, прежде чем острая боль распространилась вверх по рукам и вниз по ногам. Глаза Эйры закатились к затылку, ее тело поплыло вниз, скользя под водой, пока она полностью не скрылась. Она попыталась приподняться, но не смогла, так же как не смогла дышать.

Ее сердце бешено колотилось в груди, ударяясь о грудную клетку. Ей нужен был воздух, и она ничего не могла сделать, хотя и приказывала себе биться, кричать.

А потом она остановилась, зная, что это должно было стать ее жертвой.