Шрифт:
— Перепелка была вкуснее апельсинов?
На что я слишком коротко ответил:
— Да.
Но в груди у меня все еще горело. Боги, помогите мне.
После этого он больше ничего не сказал. Мы молча рисовали символы вместе. Я поймала кролика и сделала кровопускание. Я шептала молитвы Ткачихе, а он прислонился к стволу мертвого дерева и наблюдал.
— Васай, — сказал он, когда я уселась со скрещенными ногами на песок. — Я намерена скоро отправиться в путь. Любая информация будет…
— Я знаю.
Мой голос был напряженным. Я пожалела о своем тоне, как только слова слетели с моих губ. Я не знала, что со мной сегодня не так. Я показывала все то, что не должна была.
Ночь была сырой и туманной. Туман прилипал к моей коже, не отличимый от блеска пота. Жар костра лизал кончик моего носа.
При наличии зрения пламя было бы слишком ярким, чтобы я могла разглядеть труп кролика, плоть которого таяла в пламени лиз за лизом. Но нити позволили мне прекрасно разглядеть его. Открытые глаза кролика стекали по щекам, как разбитые яйца.
— У тебя учащенное сердцебиение, — сказал Атриус.
Я стиснула зубы. Внезапно я понял, почему он был так краток со мной в первую ночь, когда я помогала ему. Неприятно, когда кто-то видит в тебе что-то без твоего разрешения.
— Я сосредотачиваюсь, — пробормотала я.
Обычно начинать прогулку по Нитям было все равно что входить в озеро — шаг за шагом, позволяя воде принимать тебя с каждым шагом.
Сегодня же я словно коснулась воды пальцами ног и замерла.
Мышцы напряглись. Сердцебиение участилось еще на один удар.
Ткачиха, черт бы его побрал.
Я стиснула зубы. Я не входила в это Хождение по Нитям плавно.
Я прыгнула в нее, словно с обрыва, и рухнула в воду внизу.
ГЛАВА 21
Вода была кровавой.
Я тонула в ней. Я задыхалась, и кровь скапливалась в моих легких и горела в груди. Удар моего тела о жидкость причинил боль, камень ударился о плоть. Нити расплывались мимо меня.
Я падала.
Падала мимо них.
Падаю в это море крови.
Двигайся, Силина. Двигайся, двигайся.
Я вовремя выставила руки.
Боль пронзила ладони, но я едва успела ухватиться за нить, как на меня обрушилась лавина давления. Мне потребовались все мои силы, чтобы подняться, пока нить разъедала мои ладони.
Голова раскалывалась от крови. Я задыхалась и вытирала с лица кровь — или пытался это сделать, пока мои ладони кровоточили, рассеченные острой как бритва нитью.
Отцентрировать себя.
Но это было трудно сделать здесь, в мире, охваченном хаосом. Непреодолимое ощущение… ничтожества, малости, беспомощности давило на плечи. Мне удалось поставить ноги на нить, но все тело отвращалось от мысли сделать хоть один шаг.
Хватит. Мой внутренний голос звучал так же, как голос Зрячей Матери, — один-единственный жесткий приказ.
Я пошла.
Каждый шаг давался с трудом, сложно, словно борясь с суровым ветром. Туман становился все гуще. Кровь вокруг моих ног поднималась с медленной неизбежностью наступающего прилива. Ужас в моем сердце тоже нарастал, удар за ударом, шаг за шагом.
Покажи мне что-нибудь, Ткачиха, прошептала я.
Ее слова были далекими, неосязаемыми, словно набор звуков ветра.
Возможно, ты не хочешь видеть.
Я хочу, настаивал я.
Ткачиха не верила мне. Я и сама себе не верила.
Но туман поредел, обнажив силуэты странных, изломанных форм: сначала далекие плоские серые, а потом…
Тела.
Все они были телами. Тела, скрученные и сломанные до неузнаваемости. Тела, насаженные на колья или разбросанные между разрушенными зданиями. Тела сгорели, как кролик, которого я принесла в жертву для Хождения по Нити: глаза бегают, кожа содрана.
Я пошатнулась на нити, едва не упав. Страх бился в моих жилах, как барабан.
Что-то толкнуло меня в ногу. Мои глаза — здесь у меня были глаза, я никогда не знал ничего другого — упали на ноги. Они были маленькие, голые, грязные. Моя сестра лежала там, голубые глаза смотрели на меня сквозь пряди светлых волос, держась за живот, кровь пузырилась между пальцами.
Все будет хорошо, прошептала она.
Я вскинула голову.
Это не моя сестра. Просто какой-то человек, которого другая версия меня знала давным-давно.