С Канье Уэстом в SpaceX

История Йе с твиттером в итоге преподнесла Маску несколько уроков о тонкостях свободы слова и сложностях, которые возникают, когда политические решения принимаются импульсивно. Помимо вопросов о сокращении штата, в свою первую неделю в Twitter Маск также решал вопросы о модерации контента.

Он размахивал флагом свободы слова, но начинал понимать, что у него слишком упрощенный взгляд на эту проблему. В социальных сетях ложь может облететь полмира, пока правда и шнурков не завяжет. Проблема дезинформации стояла не менее остро, чем проблемы криптовалютного мошенничества, жульничества и риторики ненависти. Кроме того, возникали и финансовые трудности: пугливые рекламодатели не хотели размещать рекламу своих брендов в выгребной яме, залитой ядовитыми твитами.

В начале октября, за несколько недель до запланированной покупки Twitter, в одном из наших разговоров Маск упомянул о создании совета по модерации контента, который и будет решать все перечисленные вопросы. Он хотел, чтобы в совет входили разные люди со всего мира, и описал, кого в нем ожидает. “Пока не будет создан этот совет, я не стану принимать решений о том, кого следует разблокировать”, – сказал он мне.

Во всеуслышание он заявил об этом в пятницу, 28 октября, на следующий день после закрытия сделки о покупке Twitter. “Пока совет не собран, никаких значимых решений о контенте и разблокировке аккаунтов приниматься не будет”, – твитнул он. Маск, однако, не склонен уступать кому-либо контроль над ситуацией и вскоре принялся купировать идею. Он сказал мне, что решения совета будут носить лишь “рекомендательный” характер. “Последнее слово будет за мной”. Переходя в тот день из одной переговорной комнаты в другую и обсуждая сокращения и различные характеристики продукта, он явно терял интерес к созданию совета. Когда я спросил его, не решил ли он, кого ввести в состав, он ответил: “Нет, сейчас это не главный вопрос”.

Когда Маск уволил начальника юридического отдела Twitter Виджаю Гадде, разбираться с модерацией контента и разбираться с Маском – что было ничуть не проще – пришлось несколько педантичному, но жизнерадостному и моложавому Йоэлю Роту, которому тогда был тридцать один год. Он был не идеальным кандидатом на эту должность. Демократ левого толка, Рот не раз критиковал республиканцев в своих твитах. “Я никогда прежде не жертвовал деньги на президентскую кампанию, но только что отправил 100 баксов Хиллари ради Америки, – написал он в 2016-м, через год после того, как пришел работать в команду по обеспечению доверия и безопасности. – Нам нельзя и дальше страдать х*ней”. В день выборов в 2016 году он посмеялся над сторонниками Трампа, твитнув: “Без обид, но все же мы не просто так даже не заглядываем в те штаты, которые проголосовали за эту расистскую мандаринку”. Когда Трамп стал президентом, он написал: “НАСТОЯЩИЕ НАЦИСТЫ В БЕЛОМ ДОМЕ”, – и назвал Митча Макконнелла “бесхарактерным мешком дерьма”.

Йоэль Рот

Тем не менее Рот был наделен оптимизмом и энтузиазмом, так что надеялся сработаться с Маском. Впервые они встретились днем в тот безумный четверг, когда Маск спешно закрывал сделку о покупке Twitter. В пять часов вечера у Рота зазвонил телефон. “Привет, это Йони, – сказал звонивший. – Можешь, пожалуйста, прийти на второй этаж? Нам нужно поговорить”. Рот не знал, кто такой Йони, но пробился к выходу с печальной хеллоуинской вечеринки, которая была в разгаре, и пришел в просторный вестибюль возле переговорных комнат, где сновали Маск, его банкиры и мушкетеры.

Там Йоэля встретил энергичный Йони Рамон, невысокий и длинноволосый инженер Tesla по защите информации. Рамон родился и вырос в Израиле. “Я сам израильтянин и понял, что он тоже из Израиля, – говорит Рот. – Но вообще понятия не имел, кто он”.

Маск поручил Рамону проследить, чтобы возмущенные сотрудники Twitter не повредили систему. “Илон ужасно боится – и не без причины, – что какой-нибудь рассерженный сотрудник все испортит, – сказал мне Рамон до прихода Рота. – Он велел мне сделать так, чтобы ничего подобного не произошло”.

Они уселись за одним из столов, стоявших в вестибюле возле буфета с бутилированной водой, и Рамон без всяких предисловий спросил у Рота: “Как я могу получить доступ к инструментам Twitter?”

Рот по-прежнему не понимал, с кем говорит. “Доступ к инструментам Twitter существенно ограничен, – ответил он. – На кону стоит защита персональных данных”.

“Происходит смена собственника, – сказал Рамон. – Я работаю на Илона и должен обеспечить безопасность системы. Хотя бы покажи мне, как выглядят эти инструменты”.

Рот счел, что может исполнить эту просьбу. Он вытащил свой ноутбук, показал Рамону инструменты модерации контента, которые использовались в Twitter, и дал несколько рекомендаций, как защитить систему от внутренней угрозы.

“Тебе можно доверять?” – вдруг спросил Рамон, глядя Роту прямо в глаза. Опешивший от такой серьезности Рот ответил да.

“Ладно, тогда я пошел за Илоном”, – сказал Рамон.

Минуту спустя Маск вышел из оперативного штаба, где только что была закрыта сделка, сел за один из круглых столов в вестибюле и попросил продемонстрировать ему инструменты безопасности. Рот взял в качестве примера аккаунт Маска и показал, что с ним могут сделать инструменты, применяемые в Twitter.

“Пусть доступ к этим инструментам будет только у одного человека”, – сказал Маск.

“Я ограничил его вчера, – ответил Рот. – Доступ есть только у меня”. Маск молча кивнул. Похоже, ему понравилось, как Рот подходит к делу.

Потом он попросил Рота перечислить десять человек, которым можно предоставить доступ к инструментам высшего уровня. Рот сказал, что составит список. Маск заглянул ему в глаза. “Это должны быть люди, которым ты готов доверить свою жизнь, – сказал он, – потому что, если они сделают что-то не так, уволят и их, и тебя, и всю твою команду”. Рот решил, что по опыту знает, как работать с таким начальником. Он кивнул и вернулся в свой кабинет.