Шрифт:
Отдельно матрасы привыкали к едкому запаху хлорки в гальюне, вызывающей резь в глазах, которая служила единственным видом бытовой химии.
Но после пары тройки дней организм перестраивается и матрас перестает все эти резкие запахи замечать.
Зато начинаешь по-особенному обонять «гражданские» запахи. Нюх предельно обостряется.
И если мимо проходит офицер, надушенный мужским одеколоном или женщина, жена офицера, работающая в части, которая просто помыла руки каким-нибудь «земляничным» мылом или мылом «балет», то такой запах может еще несколько часов ощущаться и держаться в памяти.
А однажды, в часть приехала дочь одного полкана из штаба. Запахло женщиной, в самом хорошем смысле, как в том итальянском фильме, перевранном американцами.
Она не была красавицей, клянусь, но когда она появилась на территории все матрасы, в том числе и я, учуяли что в нашу сторону направляется молодая женщина.
Мы ее не видели, как тот слепой полковник, но ощущали божественный аромат ее духов за пару минут до ее появления.
И при том, что она была полновата, и на гражданке я вряд ли обратил бы на нее особое внимание, но тут все отделение не сговариваясь ожидало ее появления.
Как голодные волки или даже как акулы в океане, почуявшие кровь, матрасы резко повернулись на источник мужского вожделения.
Она шла метрах в двухстах, в сторону плаца. Точнее прямо-таки, плыла, призывно, словно на волнах, покачивая бёдрами. И чем ближе она была, тем сильнее аромат ее духов ощущался и сводил с ума молодых матросов школы.
Я до сих пор помню запах её духов. Странно, что от других женщин, работающих в учебке, вообще ничем не пахло.
Может им запрещали мужья? Чтобы не будоражить и так импульсивную психику молодых бойцов.
Я стоял в очереди и думал, чем мне пожертвовать ужином или чистотой? И решил принести в жертву еду. Конечно, ложиться спать голодным не самое приятное занятие
Готовили в учебке более менее, но не сильно разнообразно. Меню повторяющееся изо дня в день.
Масло утром по норме, хлеба два куска белый и чёрный, каша без мяса, четыре куска сахара, чай.
В обед суп, каша, вареное сало. Вроде должно было быть мясо, но я его там ни разу не видел. Кисель, хлеба три куска.
Ужин картошка с капустой, кусок рыбы, хлеба два куска, чай сладкий.
По воскресеньям к завтраку добавляли по два куриных яйца.
Больше всего мне было жаль пропустить не рыбу с картошкой и курицей, а хлеб
То ли воздух был такой и высокая физическая нагрузка в «учебке», то ли действительно мука была особая, как говорили между собой повара, но такого вкусного хлеба я больше нигде не ел.
Как я и предполагал, ужин начался раньше, чем подошла моя очередь к раковине. Уставшие и измочаленные матрасы потянулись в столовую, освобождая умывальники.
Цеплакова нигде не было видно, хотя он всегда водил нас строем на «камбуз».
Через минуту в умывальной комнате остались только я и сухощавый неразговорчивый парнишка из соседнего отделения. Я хорошо запомнил его, когда мы таскали «глиняные» кирпичи.
Он стирал свою форму совершенно не обращая внимания на происходящую суету.
Я подошел к умывальнику и скинул одежду по пояс, оставшись в штанах и сапогах. О степени своей «загаженности» и «запыленности» можно было только догадываться.
Зеркала в помещение не отсутствовали. То ли их не было вообще, то ли побили предыдущие призывы.
Поэтому те кто брился таскали с собой осколок зеркала.
Струйка воды была слишком слабой, но я все же залез под нее для того чтобы отмыть верхнюю часть тела.
Даже ледяная вода из под крана была блаженством, и даром небес, помогающим избавляться от липкой черной грязи.
Я попробовал посмотреть на соседа и заметил, что парнишка краем глаза зафиксировал какое-то движение. Он отмывал свою форму и скосился в мою сторону на какое-то мгновение.
Я понял, что был трижды прав, когда ожидал нападения на себя со стороны Зокоева и Жанбаева.
Единственное я ошибся с прогнозом по времени. Я думал, что они начнут после ужина. Но, наверно, они решили, что лучше ситуации, чтобы устроить мне темную у них не будет.
— А это что за чушка? — услышал я возглас за спиной.
Здоровый Жанбаев подскочил ко мне сзади и обхватил мой торс своими огромными ручищами, так, что мои руки оказались прижаты к телу.
— Давай пошел отсюда, быстро! — кричал Зокоев парню справа, который остановился, перестал умываться и молча наблюдал за происходящим, — а то сейчас и тебе голову сломаем.