— Чья тумбочка? — спросил полковник, повернувшись к нам.

— Матроса Бодрова, — опустив голову ответил Цеплаков, он уже понимал, что конкретно просчитался, вступив со мной в подковерный конфликт.

Сначала его зачмырит вся рота, а потом и свои сержанты. Лучше тебе, младший сержант Цеплаков уже писать рапорт о переводе во Флот. Подальше в автономку, где про тебя никто ничего не знает.

— Матрос Бодров, два шага вперед!

— Есть! — тут же громко отозвался я и строевым шагом выдвинулся вперед.

— Вольно, подойди, сынок.

Полковник не часто позволял себе отеческий тон. Я подошел к полковнику и без боязни заглянул в его глаза. Вроде нормальный мужик.

— Вот скажи мне, Бодров, ты тут по ночам тухлую колбасу в одно рыло жрешь или как??

— Никак нет, товарищ полковник! Я колбасу и мясные деликатесы, а также другие колбасные изделия в глаза с гражданки не видел.

— Покажи, Бодров. — он говорил очень спокойно, даже ласково и кивнул в сторону моей тумбочки.

— Есть! — я нагнулся и раскрыл тумбочку.

Там царил идеальный порядок и чистота, а из тумбочки донесся цитрусовый аромат мужского одеколона. Естественно, что никакой тухлой колбасой и не пахло. Ничего кроме мыла, моей зубной щетки и расчески там не было.

— Охренеть! Нет, ну охренеть, не встать! — в сердцах воскликнул полковник, ожидая увидеть там обычный солдатский беспорядок, или как мы говорили, «малый порядок», — в первый раз вижу, что тумбочка у матрасов вылизана и блестит, как у кота яйца!

Он посмотрел на сержанта и все понял в этот миг.

— Встать в строй, матрос Бодров!, — потом что-то вспомнив он остановил, внимательно посмотрел на меня и неожиданно спросил: — Стоять! А не тот ли ты-ы-ы…? Уж больно похож…

Он усердно думал. Потом все же задал еще один вопрос:

— Отец жив?

Я отрицательно покачал головой, глядя в пол.

— Как отца звали?

Я ответил. Он вдруг по приятельски похлопал меня по плечу и продолжил:

— Становись в строй, сынок. Счас разберемся. Младший сержант Цеплаков, однако, вопросы к тебе имеются…

Из «кубрика» я выходил безусловным героем и победителем. И дело не с том, что оказалось, что полковник был знаком в отцом. Разборы с Цеплаковым как раз таки остались за кадром и нам было неизвестно, что с ним произошло.

Одно могу сказать, не зря я вчера ночью не спал, потому что больше нашего младшего сержанта я не видел. Видно по-быстрому написал рапорт о переводе.

Дело было в том, что случайно сложившиеся обстоятельства вдохнули в матросов веру в то, что в Армии и Флоте есть своя справедливость.

Я не заносился, вел себя со всеми скромно и дружелюбно, чем завоевал доверие и уважение сослуживцев, да и сержантов и старшин тоже.

После завтрака нас Серегой выловил здоровый белобрысый сержант из спортроты.

— Кто тут Бордов и Шевченко?

Он подошел к нашему отделению выходящему из столовой.

— Ну, мы. Кто спрашивает? — сделал ленивый шаг вперед Серега.

— Вы это — не выеживайтесь. Давайте без «ну», спрашивают отвечайте по-человечески, и к вам тогда отношение будет соответствующее. Ясно?

В армии, особенно в учебке при общении с пока еще не знакомыми сослуживцами все время нужно было выбирать правильный стиль общения.

За слишком вежливый и дружелюбный можно было прослыть слабаком, на которого можно было «садиться верхом и погонять»

За слишком грубый можно было получить конфликт, а тут уж чья возьмет неизвестно, как получится. Поэтому срочники очень быстро на глаз учились определять «вес» собеседника и манеру беседы.

Сержант общался с нами очень вежливо по местным меркам, но сразу продемонстрировал, что не потерпит неуважения к себе.

— Меня прапорщик Шматков прислал, я вас тренировать буду, за мной.

Мы кивками попрощались с ребятами из отделения, и двинулись за ним следом.

— Сержант Гладков, меня зовут. Между собой, когда не видят другие и начальство можно обращаться по имени. Саша я.

— Максим.

— Серега.

— Приятно, — видимо Саша Гладков хотел сказать «очень приятно», но как и все молодые люди очень спешил жить имел обыкновение все сокращать, — счас еще чеченцев заберем, а потом пойдем в санчасть допуск получать, а к потом начфизу.