– Анжелика...

– Так как насчет четырех тридцати, Майлс? В ливингстонской Гостинице?

– В четыре тридцать, - повторил Майлс Гордон.

Анжелика повесила трубку и постояла, стуча ногтем по зубам.

Она надела маленькую черную бархатную шляпку с вуалью, которая как раз закрывала ее глаза.

Глава третья

Лесли де Монтиньи влюбилась в первый, последний и единственный раз в своей жизни вскоре после того, как ей исполнилось шестнадцать лет, и она еще ходила в предпоследний класс Ливингстонской Центральной средней школы. Молодого человека звали Джино Донати.

Джино был двадцать один год, ростом шесь футов два дюйма и весом более тринадцати стоунов** **Немногим больше 80 кг.** . У него были черные вьющиеся волосы его предков и темно-карие глаза, ровный ряд белых зубов, сверкавших, когда он смеялся. Джино Донати работал водителем в этвиллской транспортной конторе - местные и дальние груховые перевозки, - широкими плечами и могучей грудью, всем своим видом он походил именно на водителя грузовика. В его темно-карих глазах проглядывала чувственность, а в больших руках мягкость, которую и не заметил бы случайный наблюдатель. Но Лесли де Монтиньи заметила. Она обратила на это внимание в первый же раз, когда увидела Джино.

Однажды в ноябре во второй половине дня она шла домой из школы. Как ей всегда говорила Алана, она смотрела куда угодно, только не под ноги себе.

Ведь даже ноябрь может быть по-своему прекрасным, думала Лесли по дороге. Какое-то величие проглядывало в обнаженных, как бы резных деревьях, тянувших ветви к суровому серому небу. Как христианские мученики, подумала Лесли, или как в последем трагическом акте оперы. Она никогда не видела оперу, но слышала практически все, которые звучали в субботних вечерних передачах из Метрополитен оперы, и была уверена, что Милтон Кросс самый умный, самый удивительный человек в мире.

– Представь себе, - сказала она Алане в прошлую субботу, - ты только представь себе - держать в голове все эти знания.

– Чепуха, - сказала Алана.
– Он наверное шпарит всю эту ерунду по книге или еще по чему-нибудь.

– Тише, послушай, - ответила Лесли.
– Это второй акт оперы "Кармен", написанной Жоржем Бизе. Ты произносишь Жорж с буквой "ж" на конце. Представляешь, Алана, быть композитором и слышать в себе такую музыку.

– Они все звучат так, что у меня от них живот болит, - сказала Алана.
– То ли дело Гленн Миллер или современные мелодии.

– Если ты композитор, то музыка должна звучать во всем твоем теле, задумчиво продолжала Лесли.
– И в голове, и в желудке, и даже в кончиках пальцев.

– Ты хочешь пойти с нами?
– нетерпеливо спросила Алана.
– Дини, Винче и я идем кататься на коньках на Даусоновский пруд.

Динии Винче на самом деле звали Джеймс и Мэтью, а почему их прозвали Дини и Винче мало кто знал, да это было и неважно. Они жили ниже, на той же улице, что и Монтиньи, и все соседи их считали хулиганами. Это были лучшие друзья Аланы.

– Что с тобой все-таки?
– спросила Алана.
– Ты не хочешь выйти и повеселиться? Тебе не нравятся мальчики?

– Конечно, нравятся, - ответила Лесли.
– Я только не хочу кататься на коньках с тобой, Дини и Винче, вот и все.

Алана с недовольным видом пошла к дверям:

– Другие сестры все делают вместе.

Лесли взглянула рассеяно:

– Что?

– Ничего, - сердито ответила Алана.

На кухне Мэгги Донован громко стучала кастрюлями и сковородками.

– Надо выбить эту дурь из ее головы, - воскликнула она.
– Все эти крики и вопли по радио каждую субботу, которую посылает нам Господь.

– Заткнись, Мэгги, - ответила Алана.
– И оставь Лесли в покое, когда я уйду. Она никого не трогает.

– Шестнадцать лет, - ворчала Мэгги Донован.
– Другая девушка в ее возрасте в субботу пошла бы с мальчиком в кино, а не сидела здесь одна, слушая этот дьявольский шум.

– Может быть, Лесли не так увлекается брюками, как некоторые, кого я могу назвать, - сказала Алана, подойдя к кухонной двери и пристально глядя на Мэгги.

– Ты плохая девчонка, - зло ответила Мэгги, - дьявол придет и заберет тебя.

– А ты, конечно, покажешь ему дорогу, ты чокнутая старая воровка.

– Я скажу про тебя матери, - сказала Мэгги.

– Давай, ты, сумасшедшая старая ирландская торговка, - закричала Алана.
– Слава Богу, что Лесли не любит мальчиков. А то она в старости была бы похожа на тебя.

Но это неправда, что Лесли де Монтиньи не нравились мальчики. Просто интерес к ним не поглощал ее целиком, как других девочек ее возраста. Ей не нравилось, когда во время фильма ее держали за руку, поэтому она редко ходила туда с мальчиками. В кино ее полностью захватывал сюжет, и потом она целыми днями могла воображать себя великолепно одетой Джоан Кроуфорд, разбивающей сердца, или трагической Бет Дэвис, с драматической походкой, отказывающейся от любимого мужчины, или чудесной Гарбо с грустными глазами, эффектно погибающей в объятиях какого-нибудь красивого актера.