Я колеблюсь. Духи все еще витают в воздухе, едва различимые в тумане. Но вполне в пределах моего восприятия, потому что я их больше чувствую, чем вижу. Я жду, не подойдет ли кто-нибудь из них, но когда никто не подходит, я начинаю идти.

Они расступаются передо мной. Никто из них не встает у меня на пути. Некоторые начинают идти со мной. Я нахожу их присутствие скорее успокаивающим, чем тревожным. Мы начинаем спускаться в глубокую долину. Я знаю, кто будет ждать меня в самой глубокой точке Бездны. Вдалеке уже виднеются змееподобные щупальца.

Я карабкаюсь вниз по скалам, перепрыгиваю через пропасти. Я уже почти дошла до дна, когда мне бросилась в глаза одна странность. Конечно, весь этот мир довольно странный… но это что-то — кто-то — необычное и совершенно не похожее на все остальное.

Душа вдалеке еще имеет серебристые очертания, в которых угадывается слабое воспоминание о цвете и форме. Он медленно взбирается на скалу, решив уйти подальше от Бездны Смерти. Каждое движение причиняет ему боль. Края скалы обрываются, как будто невидимые руки пытаются затащить его обратно.

Еще дальше вверху я вижу начало глубокой впадины. Он пытается забраться туда. Но я не могу понять, зачем. Перевожу взгляд с мужчины, пытающегося выбраться, на клубящиеся внизу тени и решаю, что он меня не касается.

Я продолжаю спускаться сквозь мрак, тени и гниль. Глубоко под волнами меня подхватывает течение и тянет за собой. Оно тянет меня то в одну, то в другую сторону. Когда я прислушиваюсь к его желаниям, в глубине моего сознания раздается тихий шепот, который становится все сильнее по мере того, как я, без сомнения, приближаюсь к Крокану. Если же я двигаюсь в неправильном направлении, шепот становится слабее. Это похоже на детскую игру, в которой на волоске находятся жизнь и смерть, судьба целого мира.

Вдали появляется серебристый контур анамнеза, который я сразу же узнаю. И снова меня направляет Леллиа. Жизнь несет меня к смерти.

Я иду дальше, мимо анамнеза и последнего клочка света, который оно дает. Теперь действительно ничего нет. Море превратилось в холодную, холодную пустоту. Ничего, кроме гладкого камня и песка подо мной. Ни над головой, ни вокруг.

Страх пытается наброситься на меня, но я не позволяю ему завладеть моим решением. Вместо этого я напеваю, чтобы скоротать время, продолжая идти. Это переходит в пение, как будто я могу заполнить пустоту вокруг себя своим голосом.

Вместо того чтобы петь слова, начертанные на моей плоти, я пою что-то другое. Это та самая песня, которая связана с именем «Илрит» и «любовь». У меня такое чувство, что я слышала эту песню бесчисленное количество раз. Что она каким-то образом стала великим делом моей жизни. То, что, как я знаю в глубине души, несмотря ни на что, было правильным. Великое «да» в жизни, полной «нет» и фальстартов.

Минуты кажутся часами, которые превращаются в дни. Время сжимается под тяжестью всей этой воды. И все же, за мгновение, которое тоже кажется мгновением, я прибыла.

Глава 42

Я знаю, что у меня получилось, как только в голове зазвучит новая песня. В тексте нет слов, но я понимаю его так же ясно, как если бы кто-то посадил меня и задал прямой вопрос.

— Кто ты? — требует могучий голос в своей диссонирующей и одновременно гармоничной песне. Короткая пауза, а затем: — Ты не моя любовь.

— Я не Леллиа. — Хотя теперь я задаюсь вопросом: может быть, метки, сделанные на мне — те, которые, кажется, могут призвать и получить защиту, — это для того, чтобы обозначить меня как ее. Так я смогу ориентироваться в анамнезах, которые его окружают. Пройдите через охрану Крокана, чтобы попасть к нему на аудиенцию. — Но я здесь, чтобы служить тебе. Быть принесенной в жертву тебе, чтобы ты обрел мир.

— Значит, они снова потерпели неудачу. — Я не могу разглядеть Крокана в вечной ночи и тени, царящей здесь.

— Скажи мне, как они потерпели неудачу? — осмеливаюсь спросить я. Ты потерпела неудачу, тихий голос пытается подколоть меня. Несмотря на все остальное и все мои усилия. Меня почему-то недостаточно.

Вспышка зеленого света. Движение одновременно. Меня окружает тысяча извивающихся щупалец, сгустившихся из потоков и теней. Они сковывают меня своим гневом и яростью, блокируя все выходы. Зеркало корней Дерева Жизни.

— До восхода Кровавой Луны осталось совсем немного времени, и барьеры между мирами станут тоньше.

Наконец из темноты появляется старый бог. Он непостижимо огромен — это гора, а глаза у него зеленые, того же оттенка, что и редкая вспышка, когда гребень солнца опускается под горизонт моря на закате.

— Но, возможно, ты станешь достойным сосудом. — Щупальца смыкаются вокруг меня, взволнованные и злые. — Отдай ее мне. Прими ее в себя, человек, ее дорогое и такое хрупкое дитя.

Старый бог корчится. Щупальца бьют по морскому дну с такой силой, что под ногами появляются трещины в камнях. Кажется, что сам мир дрожит. Под ритм, созданный им самим, Лорд Крокан начинает петь. Мой разум, пустой, но наполненный гимнами старых богов, постигает смысл, если не дословные слова.