Шрифт:
Мы покидаем окраину поместья. Здания, соединенные арками и кораллами, заканчиваются. Бесплодная земля из песка и камней тянется к ряду небольших домов вдалеке.
Дома — скромные копии его усадьбы, построенные из кораллов и раковин. Илрит наклоняется вниз, и, когда мы проплываем мимо, народ останавливается, чтобы склонить головы и продолжить свои повседневные дела.
Шеель сидит у дома, вырезанного в массивной насыпи мозгового коралла, и полирует камнем костяное лезвие. Но как только он видит нас с Илритом, он сразу же становится внимательным.
— Милорд, Ваше Святейшество, я думал, вы принимаете гостей; чем обязан такой неожиданной чести?
Илрит игнорирует упоминание о «приеме» и говорит:
— Я думал о том, что ты рассказывал мне вчера вечером о состоянии Йенни, и мне пришло в голову, что, возможно, Виктория могла бы помочь.
Шеель смущенно открывает и закрывает рот, глядя то на Илрита, то на меня. Потрясение и, смею сказать, восхищение на его лице — совсем не те эмоции, которые он выказал мне, когда думал, что я сбежала из своей тюрьмы.
— Ваше Святейшество… я недостоин.
— Просто Виктория. — Я позволяю себе спокойное поведение, чтобы скрыть свое беспокойство по поводу того, как он изменил свое отношение ко мне. Это удивительно легко, учитывая, что я знаю, какой Шеель. Я встречала подобных ему на протяжении многих лет — генерал, выполняющий приказ. Он счастлив до тех пор, пока у каждого есть свое место и он его занимает. Я могу ему посочувствовать и понять, как я нарушаю его порядок.
— Пожалуйста, проходите. — Шеель проводит нас через занавес из плетеной веревки, утяжеленной отполированными камнями, свисающий с вершины арки, ведущей в его дом.
Внутри — странное жилище, странное, по крайней мере, для меня, как человека. В бассейне, сложенном из камней, находится светящийся оранжевый бассейн. С потолка свисают веревки и ламинарии, петляя и оплетая его, как качели. В центре дома, где, как я предполагала, должен был находиться очаг, — маленькая призрачная веточка, по спирали поднимающаяся вверх вокруг бледного осколка дерева, воткнутого в трещину в каменном полу.
Стоит мне только взглянуть на него, как меня тут же тянет к нему, словно на невидимой ниточке. Листья призрачного дерева блестят, как серебро, излучая слабый холодный свет. Они колышутся, подгоняемые неслышным ветром. Или, может быть, качаются под музыку, которую я слышу, шепча в глубине своего сознания.
— Что это? — пробормотала я.
— Формально это называется анамнез3 — это память о Дереве Жизни, хранящаяся в срезе, из которого сделаны наши копья. — Илрит стоит рядом со мной. — Он дает защиту и благословение Леди Леллии, защищая от хватки смерти. — Он смотрит на Шееля. — Помогает?
— Да. Спасибо, что позволил нам взять осколок Древа Жизни, чтобы принести благословение Леди Леллии в этот скромный дом.
— Это меньшее, что я могу сделать. — Илрит говорит так, словно говорит всерьез. В его словах слышится чувство вины.
Я сопротивляюсь желанию прикоснуться к нему. Илрит, должно быть, испытывает ту же потребность, потому что его мизинец цепляет мой. Коротко. Так коротко, что я почти сомневаюсь, было ли это просто завиток тока, а не осознанное прикосновение.
— Сюда. — Илрит ведет меня в правый из двух арочных проемов в задней части комнаты, Шеель — прямо за нами.
Мы в коралловом туннеле. Ламинария свисает с потолка между нитями шелка, украшенными хрустальными бусинами и опаловыми раковинами. На коралловых стенах выгравированы фигуры, похожие на те, что были выгравированы на костях китов.
— Когда корни во впадине отмерли, благословения Леди Леллии больше не могли достигать этих далеких владений, — тихо говорит Илрит. У меня создается впечатление, что он говорит только для меня. — Мы были во власти гнили, пока мне не удалось с помощью священного копья моей семьи, Рассветной Точки, создать анамнез, достаточно сильный, чтобы сдержать приливы, которые принесли гниль в наши дома. С тех пор все герцогства последовали за мной. Но это лишь временное решение усугубляющейся проблемы, и с каждым годом гниль все больше и больше укрепляется.
Копье… Я вспоминаю, как Шеель упомянул, что Илрит пошел в траншею без копья. Неужели он еще раз пожертвовал своей безопасностью ради безопасности своего народа? Еще одна ниточка восхищения этим мужчиной проникает в меня. Но я не задерживаюсь на нем: меня слишком отвлекает момент, когда мы проходим через очередной веревочный занавес и все последствия гниения мгновенно становятся ясными.
В самой дальней комнате дома царит полумрак, если не считать бледно-сиреневых цветов, светящихся под потолком. Но их свет борется с красновато-коричневой гнилью, которая целыми глыбами плавает в воде.