— Ты в порядке, я полагаю, — признаю я.

— Просто «в порядке»? Ты «полагаешь»? — Он подплывает ко мне. Мы парим в открытой воде, наполненной маленькими светящимися медузами, из-за которых темный океан вокруг нас кажется морем звезд. — Ты действительно не хочешь меня похвалить, не так ли?

— Меньше всего мне хотелось бы, чтобы у тебя была большая голова.

— Уверяю, рядом с тобой мне это не грозит. — Слова прозвучали сухо, но он слегка улыбнулся. — Зачем ты пришел в мои покои? Все ли в порядке?

Искреннее беспокойство в его голосе заставляет меня задуматься. Даже если мне лучше знать. Кажется, что ему не все равно… искренне не все равно.

Я призналась:

— Мне приснился кошмар, и я испугалась, что рейфы вернулись. Но, похоже, это не так. Просто какие-то темные воспоминания, которые мне еще предстоит принести в жертву пустоте слов старых. Надо продолжать практиковать магию… — Я тихонько смеюсь. — Теперь, когда я произношу это вслух, это звучит глупо.

Кто я? Ребенок, боящийся темноты? Бегущая за своим одеялом безопасности? И.… что значит, что Илрит был тем, к кому я бежала?

— Я нисколько не думаю, что это глупо. — Он наклоняет голову, чтобы встретиться с моими глазами. — О чем был кошмар, если ты хочешь поделиться?

Он смотрит на меня с серьезной серьезностью. Я не могу отвести взгляд. Мои барьеры ломаются. Моя броня срывается. Я так долго и упорно трудилась… и какое значение теперь имеют все эти барьеры? Илрит никогда не узнает ни моей семьи, ни моих друзей. Он никогда не расскажет им о моей слабости. О том, каким обременительной я могу быть на самом деле.

— Мне снилось, что ты ушел. — Слова прозвучали дрожащим шепотом и оставили так много недосказанного. Это ложь. Это не то, о чем я мечтала. Но это часть правды о том, что заставило меня прийти сюда — страх быть оставленной. — Я боялась, что ты отправился без меня во впадину, за серебром для моей семьи.

— Виктория… — Он смотрит мне в лицо. Я уверена, что он видит меня насквозь, и эта мысль пугает меня настолько, что я не могу пошевелиться. — Почему я должен был отправится без тебя?

— Потому что я бы тебя просто задерживала? — Я пожимаю плечами, пытаясь скрыть, насколько тяжелы эти слова для моих плеч. — Потому что я не более чем обуза?

Илрит медленно берет обе мои руки. В этом нет притворства. Никакого напряжения. Ничего неловкого или неудобного. Жест… такой, какой может сделать близкий друг другому.

— Я не оставлю тебя, никогда. Ты слишком важна для этого.

Это еще не все.

Все мои прежние мысли. Мои скрытые переживания. То, что я никогда не исследовала в себе, потому что не хотела этого.

Мой желудок скручивается в маленький узел, который я тут же пытаюсь развязать.

Мне знакомо это чувство. Этот маленький пузырек привязанности, который цепляется за мои внутренности и разрастается, пока, не успев опомниться, я не начинаю практически парить в воздухе от шипения увлеченности. Я не позволю увлечь себя красивой улыбкой и добрыми глазами. Я не могу ослабить бдительность ни с ним, ни с кем-либо другим.

Я продержалась три года после Чарльза, не поддавшись взгляду красавца. Теперь я буду охранять свое сердце до самой смерти. Я больше никогда не позволю себе небрежно относиться к нему. И поскольку я уже, в буквальном смысле, отмечена смертью, не думаю, что мне будет трудно сдержать эту клятву.

— Из-за моей магии? — говорю я.

— Потому что… ты — это ты. — Он быстро добавляет: — И я не хотел бы отнимать у тебя возможность защищать свою семью.

— Конечно, нет. — Мы можем притвориться, что все так и есть, что все так и происходит. Я до сих пор не отстранилась, даже зная, что должна. Это не «практическое прикосновение».

— Мы уедем завтра, вместе; я дал тебе слово. — Пальцы Илрита медленно скользят по моим, когда он меняет хватку. Я думаю, знает ли он, что делает, — какую любовь зарождает. Не может, потому что если бы он знал, я уверена, что он бы остановился. — Так что отдыхай сегодня спокойно, Виктория.

— Спасибо, — тихо говорю я, когда он отпускает меня. Морская вода холодит мои пальцы.

— А теперь я пойду спать. Ты меня утомила. — Сухое замечание сбивает маленький пузырек тепла, который плавал во мне. Мои губы дрогнули в улыбке. Как ему удается так легко успокаивать меня и одновременно озадачивать, сдобрив это очаровательным раздражением?

— Я тебя утомил? — Я зову его за собой, когда он уплывает.

— Определенно. Ты, кажется, требуешь от меня всей моей энергии и внимания; я не могу думать ни о чем другом, кроме тебя.

Я смотрю, как он уходит в свою комнату, дрейфует к кровати и снова устраивается в сделанном им пристанище, не оглядываясь на меня. Его хвост закручивается вокруг него, как у кошки. Это странно… очаровательно. Я встряхиваю головой и прогоняю эту мысль, когда начинаю плыть обратно в свою комнату.

Когда я пытаюсь снова заснуть, в моей голове всплывают слова, Я не могу думать ни о чем другом, кроме тебя. Не резкими, требовательными или мрачными тонами Чарльза. Но глубокие и теплые ноты Илрита… такие же успокаивающие, как его руки на моих.