Не нашлось их и у наших крикливых маленьких провожатых, они онемели, а когда снова принялись пояснять и рассказывать, то не очень-то в том преуспели, ибо некий старый господин, — никто его раньше не приметил, но сейчас он был среди нас, — перекрыл все своим на удивление звучным голосом; он знал эти места и говорил о старине, как будто то было вчера.

— Здесь на скалистых островах, — рассказывал он, — в языческие времена, как их называют, бились друг с другом богатыри. Жил в этих краях богатырь Стэркоддер [13] , и полюбилась ему красивая девушка Огн, воспитанница Альфа, ну а ей был милее Хергример, и тогда Стэркоддер вызвал его на поединок у этого водопада, и тот нашел свою смерть, а Огн подбежала, схватила окровавленный меч своего жениха и вонзила его себе в сердце; Стэркоддеру она не досталась. Прошло сто лет, и еще сто, лес был тогда густой и дремучий, здесь рыскали волки с медведями, лето и зиму; здесь хозяйничали злые разбойники, никто не мог обнаружить их логово; оно было вон там; около водопада под Верхним островом, на норвежской стороне, и была их пещера, теперь-то она обвалилась… А вон тот утес наверху!..

— Да, Утес портного! — загалдели мальчишки. — Он рухнул в тысяча семьсот пятьдесят пятом году.

— Рухнул, — проговорил старик, словно бы удивляюсь тому, что об этом знает кто-то еще. — Все когда-нибудь да рушится, а портной рухнул вмиг. Разбойники привели его на скалу и потребовали: если он хочет, чтоб они его отпустили, пускай вместо выкупа быстро сошьет там платье; он взялся было за дело, но только сделал первый стежок и вытянул нитку, как ему стало дурно, и он упал в бурлящий поток; вот скалу и назвали Утесом портного. Однажды разбойники поймали молоденькую девушку, она их выдала; она разожгла в пещере огонь, дым увидали, нашли пещеру и схватили и убили разбойников; водопад, что около нее, зовется Воровским, там, под ним, есть еще одна пещера, вода в нее то ворвется, то, вскипев, отхлынет назад; отсюда это видно, да и слышно, но еще лучше слышно под сводами у Горного духа!

И мы направились дальше, вдоль водопада, к Верхнему острову, по таким же аккуратным, устланным стружками дорожкам, и пришли к Шлюзу Польхема [14] — отверстию в горе, пробитому взрывами для первого задуманного шлюза, который так и не был построен, зато благодаря человеческому умению тут возник самый впечатляющий из всех Тролльхеттанских водопадов: в черную бездну отвесно падает бурный поток. Горный склон соединен здесь с Верхним островом легким железным мостом, который словно перекинули через пропасть. Ты идешь по шаткому полу над улетающим сокрушительным потоком — и вот уже стоишь на скалистом островке, в окружении сосен и елей, которые растут из расщелин. Перед нами низвергаются волны моря и разбиваются о каменную глыбу, где мы стоим, окропленные вечным моросящим дождем; поток по обеим сторонам несется, будто выпущенный из исполинской пушки, и разбивается, образуя каскады; мы озираем их все до единого, и нас объемлют гармоничные гулы, неизменные на протяжении тысячелетий.

— А на тот вон остров совсем никому не попасть? — спросил кто-то из нашей компании, показывая на островок побольше, расположенный над самым верхним водопадом.

— Я-то знаю, кому это под силу, — чудно улыбнувшись, кивнул старик.

— Это был, наверно, мой дедушка, — сказал старший из мальчиков, — а вообще туда если кто и попадает, то раз в сто лет. Крест, что там стоит, поставил мой дедушка. Зима была суровая, Венерн замерз полностью, льдом перекрыло устье, и поэтому дно здесь оставалось много часов сухим, так рассказывал дедушка, с ним туда пошли еще двое, они поставили веху и вернулись обратно; и тут как загрохочет, будто пальнули пушки, лед тронулся и река разлилась и затопила луг с лесом. Все, что я говорю, истинная правда.

Один из путешественников процитировал Тегнера [15] :

— Бедный тролль! — продолжал он. — Могущество и величие твое убывают! Человеческий ум обгоняет тебя, можешь у него поучиться.

Словоохотливый старик скорчил гримасу, забормотал что-то в бороду… но мы уже стояли у моста перед трактиром, пароход прибыл по открывшемуся пути, все поспешили подняться на борт, и вскоре он уже полным ходом плыл по реке над водопадом, как будто того и в помине не было.

— Да как это возможно? — спросил старик. Он понятия не имел о пароходах, никогда их прежде не видывал и потому сновал вверх и вниз; то он стоял в машинном отделении и пристально разглядывал его устройство, словно бы намереваясь пересчитать все винты и заклепки, то взбирался на колесные кожухи, то перевешивался через поручни. Плаванье по каналу, судя по всему, было для него внове, карта и путеводители оказались предметами совсем незнакомыми, он вертел их и так и сяк, читать он, по-моему, не умел. Однако он знал этот край, вернее, знал о прошлом этого края.

Всю ночь, что мы плыли по Венерну, старик не спал; он изучал скорость, с какою двигался пароход; поутру, когда мы стали подыматься из Венерна по шлюзовым террасам, из озера в озеро, над равниною, все выше и выше, он был занят так, что и представить себе нельзя; тут мы прибыли в Муталу [16] .

Шведский писатель Тёрнерос [17] рассказывает о том, как он ребенком спросил однажды: что это там внутри часов тикает, и ему ответили: «Это — Бескровный!»… Леденящий ужас сродни тому, что охватил его, заставя пульс лихорадочно биться, а волосы на голове встать дыбом, овладел в Мутале стариком из Тролльхеттана. Мы ходили по большому мутальскому заводу. То, что тикает в часах, бьет здесь сильными ударами молота. Это «Бескровный», что высосал жизненные соки из человеческой мысли и тем самым заполучил члены из металла, из камня и дерева; это Бескровный, что через человеческую мысль обрел силы, коими не обладает от природы сам человек. Восседая в Мутале, Бескровный простирает через большие залы и помещения твердые свои конечности, суставы и части которых — это колеса, цепи, прутья и толстая железная проволока… Войди внутрь и посмотри, как раскаленные болванки, прессуясь, превращаются в длинные железные прутья, — Бескровный ссучивает раскаленный прут. Посмотри, как ножницы режут тяжелые металлические листы, режут так бесшумно и мягко, точно они из бумаги; послушай, как он кует, искры так и сыпятся с наковальни! Гляди, как он переламывает толстые железные брусья, переламывает по мерке, с такой легкостью, как если бы то были палочки сургуча. Под ногами у тебя громыхают длинные железины, с железных плит снимается стружка; прямо перед тобою вращаются большие колеса, а над твоей головой бегут живые проволочные нити, крепкие, тяжелые железные шнуры, тут стукотня и гуд, а если ты выйдешь во двор, где под открытым небом свалены котлы для пароходов и железнодорожных вагонов, то увидишь, что и сюда дотянулся и оттаскивает их своим саженным пальцем Бескровный. Все — живое, человек стоит лишь и запускает и останавливает! При виде всего этого тебя прошибает пот, ты вертишься по сторонам, застываешь на месте, склоняешься и не знаешь что сказать из одного только благоговения перед человеческой мыслью, которая наделена здесь железными конечностями, а большой железный молот тем временем знай отвешивает тяжелые удары, он как будто приговаривает: «Дело, дело! Тысячи, тысячи талеров чистой прибыли! Дело, дело!» Услышь это, как слышал я, увидь это моими глазами…

Старый господин из Тролльхеттана целиком ушел в созерцание, он поворачивался, нагибался, ползал на коленях и совал голову во все углы, и между машинами, ему хотелось во все вникнуть, рассмотреть гребной винт, понять его устройство и действие под водой, при этом у него у самого по лицу градом катилась влага; он непроизвольно шагнул назад, прямо ко мне в объятия, иначе бы угодил в машину, где его переломило бы пополам; он взглянул на меня и пожал мне руку.

— И все это происходит естественно, — сказал он, — просто и постижимо. Корабли идут против ветра и против течения, плывут над лесами и горами, вода должна подымать, пар — двигать?