– Неужели так сложно синхронизировать тела, Кай? Или мы будем продолжать делать вид, что ты один?

– Я один, – мягко возразил Кай, – Впрочем, тел у меня больше одного, в этом ты права.

– И что сейчас делают твои остальные… тела?

Кай покачал головой и осушил свой бокал до дна.

– Неужели тебе не все равно? Самое свежее тело сейчас с тобой. Я мог бы притащить сюда и остальные, но это было бы скучно.

– Почему? – удивилась Констанция.

– Мы сидели бы здесь и говорили хором одно и то же, в несколько голосов.

– Может быть, – усмехнулась Констанция, делая еще один глоток, – мне бы хотелось попробовать что-нибудь новое… в наших отношениях.

Кай коротко рассмеялся.

– Не было бы ничего нового, Конни. Не было бы никаких отношений. Представь, к тебе синхронно тянутся несколько рук, чтобы одинаково прикоснуться, или обнять. Тел много, но разум один. А это значит, все они делают то, что хочу я. А я, как ты понимаешь, тоже один.

Констанция вздохнула. Сколько она ни пыталась выяснить, сколько же тел у Кая, каждая попытка заканчивалась неудачей. Все кураторы хотели бы это знать, но реальные шансы выяснить были только у нее. И она ими пользовалась, и пользовалась, и пользовалась… и все они заканчивались провалом. Но времени у нее достаточно. Пока достаточно.

– Что ж, придется привлечь к своим фантазиям каких-нибудь посторонних мужчин, – ответила Констанция и протянула опустевший бокал Каю.

– Главное, чтобы это были не студенты, – серьезно сказал Кай, осторожно наполняя бокал Констанции. Золотистая струя напитка выглядела частью того солнца, что снова и снова тонуло в океане.

– Хватит, – остановила его Констанция и добавила будничным голосом. – Кураторы думают, что реконструкция печатей твоих рук дело.

– Вот как? – улыбнулся Кай, аккуратно убирая бутылку в ведерко со льдом, как будто прямо сейчас это было самым важным. Потом он отставил ведерко и посмотрел на Констанцию. – И единственный аргумент, насколько я понимаю, мое… многотельство?

Констанция улыбнулась.

– Аргументов много, Кай. Каждый из них, может быть, ничего не значит, но все вместе… они складываются в определенное впечатление.

– А ты что думаешь? – легко спросил Кай. – Я это сделал?

Констанция медленно покачала головой.

– Едва ли. Но я плохо тебя знаю, Кай.

– Вот как? – снова улыбнулся Кай. – Ты знаешь меня лучше, чем любой другой из нас.

– Но это не значит, что я тебя знаю хорошо, – резко ответила Констанция и повернулась к Каю. – Только ты один мог это сделать. Ни у кого из нас не было возможности привести одновременно Высших к печатям.

– Можно действовать вдвоем, знаешь ли, – рассмеялся Кай, снова делая крохотной глоток искрящейся жидкости.

Констанция вдруг поняла, что его этот разговор забавляет. Ни на мгновенье он не воспринял всерьез ее слова. И все его вопросы – не более, чем поддразнивание.

– Я не стал бы, Конни, – мягко сказал он. – У нас и так есть все, к чему мы стремились, чего хотели. Эту власть тяжело удержать в руках, но с каждым выпуском становится все легче. Еще немного поколений и мы сможем закрыть Академию. Или даже не закрыть, а сделать ее доступной для обычных людей, сбросить им часть знаний, которые с их точки зрения дают им силу и власть… И уйти заниматься тем, что нам действительно нравится. Наши Высшие будут поддерживать равновесие, присматривать за мировым балансом всего и ничего… латать дыры в ткани мироздания, а мы… у всех свои планы, я думаю.

– А тебе не кажется, Кай, что нам ничего не нравится? Что у нас нет планов?

– Это не моя вина, Конни, а ваша. У меня, например, планы есть.

– Вот как? – на этот раз спросила Констанция, и Кай рассмеялся.

– У меня много недостатков, Констанция. Я некрасив собой, я уставший, я невнимателен к тебе, я использую миры как расходный материал… Но я не глупец, Конни. Я знаю, кого мы запечатали в могильнике. Ни на мгновенье я не забываю, какие страшные силы нам удалось победить. И я знаю, что второй раз у нас такого шанса не будет. И если Древние выйдут на свободу, нам всем конец. В первую очередь нам, мы все помечены их метками. Они нас найдут и не будет ни одного места, где мы могли бы спрятаться, – он вздохнул. – Хотя нет. Я все-таки глупец. Я думал, это понимают все. Надо было лично проверять печати и дороги к ним, и ловушки. Постоянно. Чтобы не случилось того… что случилось.

Констанция кивнула.

– А что же все-таки случилось, Кай. Как ты думаешь? – она выделила это «ты» голосом, в котором было все – и надежда на спасение, и обожание, и готовность пойти за ним куда угодно, сделать все, что угодно.

Кай вздохнул.

– Я не знаю, что думать. Я только тем и занимаюсь, что думаю про эту ситуацию. И я не понимаю, как она сложилась. Невозможно такое совпадение. Я понимаю, если бы кто-то из наших смог синхронно сделать одну и ту же вещь в одной и той же ситуации. Но… это же… студенты. Им до настоящих знаний и умений еще расти и расти.

– Они были очень привязаны друг к другу, – осторожно сказала Констанция. – Мурасаки и Сигма. Может быть, даже связаны.

Декан вопросительно поднял брови.

– Кто это?

– Студенты, которые проводили реконструкцию. Инициаторы.

Кай рассмеялся.

– Констанция, неужели это ты говоришь? Связь в этом возрасте – это гормональные бури. Ты же не веришь в существование великой любви, надеюсь?

Констанция покачала головой.

– Я не верю, Кай. Но пока их любовь – это единственное объяснение, которое у меня есть. Их связь, настрой на одну волну. Одни и те же действия в одной и той же ситуации.