– Я соскучился, – вдруг тихо сказал Мурасаки.

У Сигмы перехватило горло от внезапного приступа тоски и нежности.

– И я, – призналась Сигма. – Мне очень тебя не хватает.

Мурасаки кивнул.

– Что интересного тебе рассказали девочки? – спросила Сигма, с трудом сдерживая зевок. – У вас кого-нибудь отчислили?

– У нас нет, но… – Мурасаки вздохнул. – Но со второго курса почти никого не осталось.

– Неправда! – От возмущения Сигма даже проснулась. – У меня все контакты активные. Кроме Ипса, мы все на месте.

– Я ошибся. С прошлогоднего второго. С нынешнего третьего. Те, которые числа.

Сигма кивнула. Она и правда видела меньше знакомых лиц, но не придала этому значения. Вон, Мурасаки она целый год не замечала, его лицо тоже ей показалось незнакомым.

– Ты их тоже никого не помнишь? – улыбнулся Мурасаки.

– Нет, почему, помню. Семь. И Пять. И Два. Единица у них была такая безумная. Мне кажется, какой бы нелепый слух о ней ни пустили, все могло бы быть правдой. Тройка все время путал аудитории. Часто к нам на лекции заваливался, посидит минут десять, а потом такой – ой, кажется, я это уже проходил в прошлом году.

– Вот они как раз и остались, Тройка и Единица. Хотя по слухам вроде бы все вернулись с каникул. Но их всех отправляли на карантин в учебный корпус, и уже оттуда после проверки выпускали. Наверное, всех проверили, раз учебку открывают.

Сигма поежилась.

– Жутко, наверно, остаться вдвоем на курсе. Слишком много внимания от преподавателей. Или, наоборот. Не хотела бы я так учиться шесть лет.

– А они и не будут так учиться, их отправят в другой филиал Академии.

– Что? Другой филиал? У Академии есть какой-то филиал? Никогда не слышала!

Мурасаки засмеялся.

– Да ты и обо мне ничего не слышала, хотя я на соседней улице живу.

Сигма покосилась на Мурасаки. Его что, в самом деле задевает, что она его не замечала? Смешно, честное слово. Жаль, что из-за темноты не рассмотреть выражения на его лице – только белки глаз и профиль, чуть светлее, чем темнота вокруг.

– Так что там с филиалом Академии? Он где вообще находится?

– Насколько я понял, формально – это как раз мы – филиал Академии. Та Академия была первой. Но поскольку программа в обоих одинаковая, и принцип обучения, и уровень выпускников, и все остальное, то чтобы никому не было обидно, а главное, чтобы никто не считал себя лучше и выше других, решено было считать Академию единой, а оба заведения назвать филиалами. Кажется, первым и вторым. Хотя это, конечно, очень смешно.

– И где же находится другой филиал?

– Как следует из названия, на другом конце Вселенной, – усмехнулся Мурасаки. – Условно на другом, конечно. Никаких координат и названий я не знаю. Но сообщение между нами есть. У нас даже преподаватели и кураторы периодически меняются. И к нам присылали их студентов доучиваться, когда я на первом курсе был.

– Понятно, – сказала Сигма. – Мир снова оказался сложнее, чем я себе вообразила. Когда уже это закончится?

– Наверное, когда ты выпустишься из Академии.

– Если меня не отчислят.

– Сигма-а-а-а, – протянул Мурасаки. – Сколько можно? Конечно, тебя не отчислят.

– Конечно, меня отчислят, если я завалю математику, – Сигма не выдержала и с трудом сдержала зевок. – Я устала с тобой об этом спорить. И тебя отчислят, если ты не сдашь свою практику коммуникаций. Так что давай ты будешь хорошим мальчиком и пойдешь домой, а? – она повернулась и посмотрела на парня.

– Я устал быть хорошим мальчиком, Сигма, – с тоской сказал Мурасаки. – Я знаю, что надо держать себя в руках и все такое. В конце концов, было бы глупо учиться три года, чтобы потом вылететь. – Он прикусил губу.

– Да, глупо. Но ты же умный мальчик.

– Не настолько, как ты думаешь.

– Если ты не заметил, я считаю тебя полным придурком, – засмеялась Сигма и потрепала Мурасаки по волосам. Они были жесткими и густыми, и почему-то теплыми, будто нагретыми солнцем.

Мурасаки с шумом выдохнул воздух и закрыл глаза. Сигме ужасно хотелось обнять его, или снова взъерошить волосы, казалось, все мышцы до самых кончиков пальцев ныли от желания прикоснуться к Мурасаки, ощутить его тепло, его дыхание, стук сердца. Прижаться к нему, обнять и не разжимать рук.

Сигма рывком поднялась на ноги.

– Иди домой, Мурасаки. Пожалуйста.

– Давай сначала ты. Мне тогда будет легче уйти.

Сигма зашла в дом, захлопнула за собой дверь и прижалась ухом к двери. Через пару секунд она и правда услышала, как Мурасаки встает, как падает кружка на ступеньки и Мурасаки раздраженно что-то говорит, а потом уходит. Когда его шаги стихли, Сигма вытерла слезы. Все-таки, все-таки это ужасно – то, что она сделала. Даже если она сдаст свой экзамен – получается, что Мурасаки свой провалит. Ведь она в него влюбилась, а этого делать было ну никак нельзя. И ведь она даже не знает, в какой момент это случилось. Когда они снимали котенка? Когда Мурасаки ходил ей за водой и тапочками? Когда они сидели на стене и смотрели на небо? Когда она сделала эту ошибку? И главное, что теперь делать дальше? Они не могут не видеться, но и видеться – тоже невозможно.