Шрифт:
– Нет. Тогда я его однозначно провалю. Но если я завалю тесты, а мой отчет окажется никуда не годным, то твой экзамен это все перевесит. Как результаты моей практической работы. А уж если все будет по высшему разряду, я окончательно уверюсь, что я самый умный студент в этой Академии.
– Мне страшно.
Мурасаки рассмеялся.
– Ты сдашь. Просто не думай обо мне, а решай задачи.
– Я не смогу.
– Задачи решать точно сможешь!
– Я имела в виду не задачи!
– Сигма, – жестко сказал Мурасаки. – Молчи и ничего не говори.
– О чем?
– О том, что ты сейчас собиралась сказать.
– А ты зачем сказал?
– Ты же сама говоришь, что я придурок, – сказал Мурасаки. – У меня с языка сорвалось. Я хотел сказать совсем другое. Одна-единственная сложность в нашей работе заключается в том, что ты не веришь в себя. Страх – хороший мотиватор. Но он может и сковывать. Ограничивать. Ты могла бы импровизировать, а вместо этого используешь стандартные заученные шаги. Это, конечно, лучше чем стоять на месте и вообще никуда не идти. Или каждый раз учиться ходить, как ты делала вначале. Но математика может быть такой же красивой как твое элементарное разложение. Такой же свободной и безграничной. Одну и ту же задачу можно решить разными способами. Даже в геометрии можно использовать теорию вероятностей, если хочешь знать. Только это будет долго.
– Ты, наверное, очень хорошо знаешь математику, – сказала Сигма сквозь слезы, надеясь, что Мурасаки ничего не почувствует по ее голосу.
– Надеюсь, ты рыдаешь от зависти ко мне.
Сигма отключила связь. Мурасаки был прав. Она боялась. Она думала, что использует этот страх как движущую силу. А со стороны это выглядело вот так… учится ходить, топчется на месте.
«Сложность в том, чтобы заниматься с тобой математикой, а не работой со страхом», – пришло сообщение.
И следом второе:
«Как только ты сдашь экзамен, страх исчезнет».
Сигма улыбнулась.
«Вот именно поэтому надо было работать с математикой, а не со страхом», – ответила она.
«Да, я тоже со временем это понял».
Уже умываясь холодной водой, чтобы смыть слезы, Сигма вдруг вспомнила слова Мурасаки. Я в тебя влюбился. Сорвалось с языка? Как бы не так! Ему зачем-то надо было это сказать. Только вот зачем? Развеять ее страхи?
Утром Сигму разбудил стук в дверь. Сигма вздохнула. Кому еще она нужна с утра пораньше? Сигма набросила куртку поверх пижамы и открыла дверь. На пороге стоял Мурасаки.
– А у тебя есть пижамы других цветов? – спросил он. – Или у тебя одна пижама на все случаи жизни? Это непорядок! У девушек должен быть богатый выбор пижам.
Сигма посторонилась, пропуская его в дом, но Мурасаки остался стоять на крыльце.
– Мне надо в город, – Мурасаки снял свой браслет и протянул Сигме. – Пусть он побудет у тебя до вечера, ладно? Чтобы Кошмариция к нам опять не прикопалась.
– Я могу пойти с тобой, если ты немного подождешь.
Мурасаки покачал головой.
– Я обещаю не ходить в казино, если ты этого боишься.
Сигма пристально посмотрела на него.
– Мурасаки, ты ведь не случайно вчера сказал… то что сказал.
Мурасаки едва заметно кивнул. Потом взял ее за руку, надел свой браслет и застегнул.
– Планшет у меня с собой, так что на все вызовы я отвечу, не переживай.
– Ты мне так доверяешь? – она посмотрела на браслет, потом на парня.
– Конечно, – Мурасаки ответил ей спокойным взглядом. – Не волнуйся, все будет хорошо. С понедельника откроется учебный корпус, в пятницу экзамен. Осталось немного.
Сигма улыбнулась.
– Ты такой убедительный, Мурасаки.
– Еще бы! Я мастер убеждений!
– Тогда купи мне приличного кофе в зернах, – сказала Сигма и тут же спохватилась. – Ой, нет, ты же без браслета.
– Без браслета тоже можно делать покупки. Вот сдашь экзамен, и я тебя научу.
Сигма засмеялась.
– Сколько много у нас дел после экзаменов. Пора писать список, чтобы не забыть.
– У меня хорошая память. Я тебе все напомню, – улыбнулся Мурасаки и подмигнул Сигме. – Все-все. Имей в виду.
Браслет Мурасаки она так и носила весь день. Сигма просто смотрела на него и думала, что вечером еще раз увидит Мурасаки. И этого было достаточно. Странно, но ей совсем не хотелось зайти в его профиль и посмотреть на него там. Может быть, потому что его лицо она помнит и так, а все остальное не передает ни одна фотография. Даже если очень постараться.
Глава 22. В городе
Мурасаки издалека увидел Чоки на крыльце. Хотя всем своим видом Чоки показывал, что никого не ждет, ничего не хочет, просто вышел тут постоять, полюбоваться, например, соседними коттеджами, очень красивые коттеджи, между прочим, если кто не заметил. Интересно, почему так? Почему конструкторы всегда делают вид, что они заняты чем угодно, только не тем, чем они заняты на самом деле? Не будь у конструкторов этой дурацкой черты, Мурасаки бы уже давно понял, что с ним что-то не так. Нет-нет, – одернул себя Мурасаки, – понять, что с Чоки что-то не так можно было еще раньше, когда они встретили в том подвале Раста. Он ведь почти понял, но потом вмешалась Сигма, и… Мурасаки тряхнул головой. Не в Сигме дело. Раст не хотел ничего говорить, и Чоки тоже не хотел ничего говорить. И если бы вчера у Мурасаки не было такого отчаяния, если бы он не боялся остаться в одиночестве хотя бы на полчаса после звонка Сигме, чтобы не натворить еще больших глупостей, он бы не пошел искать Раста, а не найдя, не стал бы приставать к Чоки с дурацкими вопросами до тех пор, пока Чоки не сдался и все не рассказал. Но случилось то, что случилось.