– Мисс Эви! – Эдвин щегольски поклонился и достал из печи противень. – Возьмите слоечку! Я настаиваю!

Как и все огры, Эдвин был ростом под потолок и со светящейся бирюзовой кожей. Он широко, дружелюбно улыбался, а последний штрих к образу добавляли очки на пару размеров меньше, чем надо. Он был невероятно умён и всегда говорил вещи, которые Эви ещё долго обдумывала после беседы, а ещё они оба любили книги.

Эви кивнула на распахнутый роман на столе.

– Чуть попозже. Что читаете?

– Вам понравится, мисс Эви. – Эдвин подмигнул ей, и металлическая серёжка в ухе закачалась. – Там о любви.

– Правда? – улыбнулась Эви.

– Сходите к своему окошку, а я пока налью вам чашечку. – Он кивнул в другой конец кухни, откуда лился мягкий свет. Эви понимающе улыбнулась и пошла туда.

В поместье было полно прекрасных окон, но этот укромный уголок нравился ей больше всего. Хаотично разбросанные стёклышки собирались в изображение яркого солнца, лучи которого падали на старую книгу. Эви казалось, что это очень точная иллюстрация, потому что хорошая книга часто грела её, как солнечные лучи, ласкающие лицо.

Она часто сидела в кухне, изливая обиды Эдвину, но всё больше – глядя на эту сияющую картину. Иногда Эви тихо нашёптывала ей, а та будто почти отвечала. Время от времени на кухню забредала Бекки и оставляла какое-нибудь язвительное замечание, и Эви приходилось отбиваться. Это тоже стало частью повседневной жизни, к которой она до нелепого сильно привязалась.

Наконец Эви встала и пошла обратно в офис. Едва подошла к столу, как услышала щелчки где-то в комнате.

Посмотрела на большие часы на стене, на секундную стрелку, скользящую по кругу. Стало не по себе.

Эви огляделась: может, кто-то ещё услышал этот звук? Но головы не поднимались от столов, а тихий гул голосов заверил её, что щёлканье заметила лишь она.

«Может, ерунда».

Но её охватила тревога, которая уже не давала переключиться ни на что другое.

Захотелось разыскать босса, куда бы там его ни унесло. После планёрки с утра он спешно сбежал, никому не потрудившись доложиться.

В любой другой день она бы и внимания не обратила. У него были свои секреты, своя аура загадочности, которая поддерживала его тёмную репутацию. Но потом её заело: он доверял ей так много и всё же так мало. Ей хотелось знать о нём больше, и сама уже эта мысль была слишком опасна, чтобы заходить дальше.

«Щёлк. Щёлк. Щёлк».

Тихо рыкнув с досады, Эви прошлась по комнате, пытаясь понять, откуда доносится звук. Где громче? Она сходила в один конец комнаты, в другой, ища, где звук утихает, а где раздаётся сильнее. Если её растущее подозрение было правильным – так оно и оказалось – то звук вёл прямо к её столу.

Ну, не совсем, но близко.

Щелчки перекрыл краткий «квак», Эви посмотрела вниз и увидела, что у носка её туфли сидит Кингсли. Он ловил её взгляд, пытаясь передать нечто, что не мог выразить словами.

– Привет, дружок. – Эви медленно опустилась на колени и протянула руку, чтобы Кингсли запрыгнул на ладонь. – Кингсли, осторожнее по офису-то прыгай. Если тебя случайно раздавят, как мы будем без тебя?

Она улыбнулась ему, на миг забыв про щелчки, а потом всё вспомнила.

Кингсли, кажется, тоже услышал этот звук, потому что спрыгнул с её ладони и поскакал в единственное место, куда Эви не хотелось заглядывать. К двери за её столом, в кабинет босса.

Эви вздохнула, подошла к приоткрытой двери и распахнула её.

Чутьё кричало ей не делать ни шагу дальше. Но между ней и загадочным звуком будто протянули ниточку, и порвать её было нельзя, пока она не найдёт источник.

Обширное пространство казалось меньше без Злодея. При виде стола сердце не участило бег, как обычно, – вероятно, потому что кое-кто не сидел в кресле за ним. Следовало бы уйти. Она так и собиралась сделать.

Но тут Кингсли вспрыгнул на стол с другой табличкой в лапке. При виде единственного слова на ней Эви похолодела. «ОПАСНОСТЬ».

Голос разума твердил, что следует прислушаться к предупреждению Кингсли. Ей не следовало без разрешения заходить в этот кабинет и уж точно не следовало копаться в столе босса в поисках предмета, который мог оказаться просто сломанными часами или… каким-нибудь особо шумным оружием?

Но поздно было прислушиваться к голосу разума: другой голос, её собственный, уже кричал ей: «ПОИЩИ В СТОЛЕ! ЛЯГУШКА ФИГНИ НЕ СКАЖЕТ!»

– Уф, – буркнула она, почесала голову. Слово отозвалось в тишине.