— Ноябрь.

Всего одно слово, но сказано так, что повеяло холодом. Поежившись, я даже оглянулась в кабине, чтобы проверить, нет ли тут форточки, из которой так сильно тянет. Споткнулась об острый взгляд зеленых глаз и тут же уткнулась обратно в пиалу с земляникой. Марк будто чего-то ждет, а я даже не знаю, как мне реагировать на эту бессмыслицу.

Ненавижу ноябрь всей душой. Да, так случилось, что я родилась вместе с наступлением самого серого и мрачного месяца в году, но даже праздник не делает его лучше. Все остальные двадцать девять дней куда деваться?

Ну и по традиции каждый ноябрь случается что-то плохое. Этот не исключение и с порога дарит сюрпризы…

— Это прозвище такое? В конторе у вас всех они есть?

— У кого “у вас”, — прищурившись спрашивает Марк, а я сразу краснею.

А он, между прочим, видит мое смущение и продолжает издеваться! Черт, как неловко. Наверное, не стоило спрашивать. Но теперь не повернуть.

— Ну-у-у у вас метеорологов? Или как правильно? Ты где, кстати, работаешь?

— Василиса, ты в детстве любила сказки? — как-то невпопад спрашивает Марк, а я вылавливая последнюю ягодку и со вздохом отставляю пустую тару.

— Я — не особо. Но имечко опять-таки поспособствовало. Меня пичкали всякими Василисами и Василинами до тошноты.

— А если забыть про них? Какая самая любимая? — наклоняется ко мне поближе и говорит, касаясь полушепотом щеки. Специально меня смущает? Я и без того, кажется, уже пятнами покрылась…

Бессмысленно терзаю салфетку в руках, но у меня почему-то получается идеальная снежинка. А ведь и правда, есть у меня любимая сказка. В отличие от остальных я могла смотреть советский мультик на повторе и не мечтала сбежать.

В груди разливается тепло от воспоминаний, как мы с папой включали его каждый раз, наряжая елку. Улыбка трогает мои губы, и я спешу поделиться этим с Марком.

— Двенадцать… — радостно начинаю я, но вдруг понимаю, к чему он клонит. — Месяцев, — заканчиваю, под звуки паники в голове. Нет. Ну нет. Ну бред же. Но с каждым “Нет” в моей голове, улыбка Марка становится все коварнее.

— Вот. Теперь ты имеешь представление, где я работаю. Только без костра и пожилого деда Декабря. Он скорее на лесоруба смахивает… Ну и мы не прячемся в лесу.

— Это что шутка такая? Корпоративная? У вас компания называется “Двенадцать месяцев”? — нервный смешок вырывается из горла.

Разумная часть меня надеется, что Марк шутит и сейчас выдаст что-то забавное на эту тему, но какая-то другая я собирает по крупицам все мелочи, которые произошли рядом с этим мужчиной… И не сбежать же отсюда. Колесо все еще крутится, и прямо сейчас мы только заходим на новый круг.

Его холодные руки, неожиданно начавшийся и так же быстро исчезнувший снег. Земляника опять же… Бросаю быстрый взгляд в пиалу, вдруг там завалялась ягодка в подтверждение моим мыслям, но увиденное меня пугает еще сильнее.

Знаете, это отвратительное ощущение, когда увиденное пугает, но страх так сковывает движения, что невозможно, не то что пошевелиться, а даже взгляд отвести? Сердце колотится, в ушах барабанит пульс, виски давит, ладошки потеют. Внутри ты кипишь, а вот снаружи и пальцем пошевелить боишься.

Глядя на полную пиалу сочной земляники именно это, я и ощущаю.

— Это как вообще? Ты когда успел тарелки заменить?!

— Я ничего не менял. Просто одолжил немного у июня, — сообщает, не отвлекаясь от крошечной кружки эспрессо. Терпкий запах кофе щекочет ноздри, и мне хочется отобрать и выпить залпом всю кружечку, только чтобы прийти в себя. Марк хитро улыбается и двигает кружку по столу ко мне.

— Кажется, я сошла с ума… — едва шевелю губами.

— Нет, просто…

— Или это ты? — не даю ему договорить и нагло тычу пальцем. Места здесь не очень много, так что я почти касаюсь его груди. Тут же одергиваю пальцы. Ну это слишком, Василиса! — Слушай, это же все объясняет! Услышал мое имя и просто решил поиздеваться, — все-таки забираю кофе и опрокидываю в себя. Морщусь, как от крепкого виски. Бодрит. — В сказки Маршака захотелось поиграть?

Марк молча касается моей ладони своими холодными пальцами. Гипнотизирует взглядом зеленых глаз и вокруг нас все медленно исчезает. Расплывается в вязком тумане стол, мерцание гирлянд на окнах кабины. Да и она сама растворяется, словно не было.

Мы оказываемся в тумане, посреди хмурого леса. Скелеты деревьев нависают над нами сумрачными тенями. Под ногами чавкает черная каша из прелых листьев, а пронизывающий ветер… Обычно заставил бы продрогнуть до самого сердца, но почему-то только ласково гладит по щеке и зарывается в мои рыжие локоны.