Это всего лишь мысли.

Ничего больше.

Я здесь.

Я в порядке.

Я в безопасности.

Я повторяю это как мантру в своей голове.

Я здесь. Я в порядке. Я в безопасности.

Этому способствует и то, что прекрасная квартира Рейфа, с ее впечатляющими произведениями искусства и потрясающей мебелью, является идеальным убежищем. Роскошное жилище, изолированное от остального мира и его неистовой, ядовитой энергии.

Я говорю себе это, но сила папиного недовольства настолько велика, что оно сохраняется, несмотря на физическое расстояние между нами. Это вызывает во мне чувство стыда, вины, ужаса и неверия. В его глазах я увидела отражение ненависти к себе, к той версии себя, которая боролась с фундаментальным знанием того, что я не изменяла своим моральным принципам.

Во всяком случае, не моим новым и менее запутанным.

— Может, мне стоит принять душ, — бормочу я.

Рейф прикусывает нижнюю губу, прежде чем ответить.

— Конечно. Но я бы хотел пойти с тобой.

Я возмущенно смотрю на него, и он приподнимает бровь, глядя на меня.

— Детка. Если ты пойдешь в душ одна, то либо упадешь в обморок от слез, либо будешь до крови тереть себя, пытаясь смыть с себя то, какой грязной отец тебя заставил себя чувствовать. — он делает паузу. — Скажи мне, что я неправ, — мягко говорит он.

Нет слов.

Нет слов, чтобы описать, как этот человек понимает меня.

Как близко я к нему чувствую себя спустя такое короткое время.

Насколько бы я ему доверяла.

Я бы доверила ему свою жизнь.

— Ты неправ, — говорю я ему. Моя нижняя губа дрожит.

— Господи, милая. Иди сюда, — говорит он, притягивая меня к себе. Я охотно подчиняюсь, потому что, прижавшись щекой к его бьющемуся сердцу, становится немного легче. Я как недоношенный ребенок, которого мать прижимает к сердцу, чтобы он мог расти. И бороться.

Но именно Рейф дает мне исцеляющую силу своей жизненной силы.

— Как насчет того, — бормочет он мне в волосы, — чтобы мы приняли ванну немного позже? Я тебя помою. А пока у тебя нет дел. Не кори себя и съешь блинчики, которые вот-вот доставят.

Не уверена, что смогу проглотить хоть кусочек. Мой желудок сжимается в комок. Все тело напряжено. Но я устало киваю, уткнувшись в его грудь, и наслаждаюсь простым прикосновением его рук к моим волосам.

— Это моя девочка, — улыбается он. Его пальцы с бесконечной нежностью перебирают мои волосы, убирая их с моего лица и спуская вниз по спине. Как могло случиться, что человек, который показался мне таким пугающим, когда я впервые встретила его, оказался здесь, рядом со мной, на самом дне моей жизни, и кажется, что вся моя вселенная заключена в одном идеальном куске человеческой плоти?

Я никогда не была так благодарна за чье-либо присутствие в моей жизни.

— Я хочу тебе кое-что сказать, — продолжает он. — Я бы не хотел говорить этого при таких обстоятельствах, но нужно, чтобы ты знала, прежде чем еще хоть секунду будешь страдать. — он берет мое лицо в ладони и отстраняется настолько, чтобы я могла увидеть красивые карие глаза, которые разделяют мою боль и в то же время излучают силу и привязанность в ответ.

— Я люблю тебя, — говорит он. Большим пальцем гладит меня по щеке, выражение его лица смягчается. — Я по уши влюблен в тебя, детка. Ты поражаешь меня своей силой и изяществом, и хотя я сейчас чертовски зол на твоего отца, мне нужно, чтобы ты знала, что я чувствую. Ты должна знать, что я всегда буду рядом с тобой, если ты захочешь меня, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от подобных чувств снова. Если ты решишь, что хочешь выступить против своего отца и бороться за нас, знай, я никогда тебя не подведу.

Теперь слезы наворачиваются не судорожными вздохами, как раньше, а медленным излиянием эмоций, благодарности и неверия. Я смотрю на мужчину передо мной, мужчину, которого я, несомненно, люблю, чьи слова лишь подчеркивают то, что он сказал мне своими действиями сегодня утром: я для него на первом месте. Мое счастье. Мое благополучие. И что он будет рядом, вот так, в любое время, когда кто-то попытается причинить мне боль. В любое время, когда кто-то попытается заставить меня чувствовать себя хуже.

И, возможно, только возможно, ослепительная, жизнеутверждающая сила его любви станет той поддержкой, которая нужна мне, чтобы поверить в свои силы.

Может быть, когда Рейф и его супергеройская любовь будут рядом, ничто больше не причинит мне такой боли.

— Я тоже тебя люблю, — бормочу я сквозь слезы.

Слова, которые я никогда не ожидала произнести.

Не Рейфу.

Но ничто еще не казалось мне более правильным, истинным и чистым.

ГЛАВА 40

Белль

Рейф любит меня.

Удивительно осознавать, что лучшие и худшие моменты в моей жизни совпали в одно утро. Знаю, что он намеренно рассказал о своих чувствах, чтобы придать мне сил. Я приняла дар его слов, и обернула его любовь ко мне вокруг себя, как тефлоновый плащ, я позволила его дару творить волшебство, для которого он предназначен.

Окутать меня. Защитить.

Ободрить.

С этой целью мы также вызвали кавалерию.

Мэдди.

Никто так не разбирался в сложной паутине моих семейных отношений, как Мэдди. Никто другой не шел рядом со мной, держа меня за руку, по трудному пути, по которому я шла все последние годы. Она единственная, кто интуитивно понимает каждый нюанс ядовитого коктейля из холодности, заискивания, обиды и самобичевания, который бурлил в моем сердце с тех пор, как я себя помню.