Зазнакомились они просто: когда Игорь появился в поселке в первый раз, в поисках магазина наткнулся он на Пал Дмитрича, тот дорогу указал.

Во второй приход Игорь узнавал у школьного сторожа, где у них в поселке гостиница.

Сторож смеялся:

– Скажете тоже, гостиница! Такого у нас отродясь не бывало. Это вот ежели в райцентр пожалуете, то там, кажись, что-то имеется.

– А далеко до райцентра?

– Ну вот если пешком, то часов восемь, наверное. Если на велосипеде, то за четыре-пять можно управиться. Тут уж насколько хорошо ездить умеете. Если на автобусе, то двое суток.

Игорь не понял:

– Отчего же на автобусе дольше всего?

Пал Дмитрич хитро улыбался:

– Так это ж его ждать надо, он только послезавтра к вечеру сюда приедет. А тебе что, переночевать надобно?

– Да, – коротко ответил Игорь.

– Так можно у меня, в сторожке вон. И кровать имеется. Узкая, правда, но ночку ничего, можно поспать, – предложил Пал Дмитрич.

А Игорь возьми да и согласись.

Две кровати вдоль стен – одна, действительно, узкая, маленькое оконце напротив входной двери, на окошке синяя, тоже маленькая, шторка, по деревянным стенам пейзажные картинки из старых календарей, на полу тканые коврики, на буржуйке, еще не раскаленной до покраснения, дремал рыжий толстый кот.

– Сколько с меня? – спросил он, оглядывая сторожку.

Сторож воспротивился. Нос сморщил, словно ему тухлых яиц предложили:

– Буду я еще с тебя деньги брать!

– Да неудобно как-то, – сказал Игорь.

– Ну коли неудобно, так купи в магазине красненькую, за ужином выпьем, вот и рассчитались.

«Красненькой» Пал Дмитрич называл настойку на бруснике. Или на клюкве. Или на смородине. На какой угодно ягоде, лишь бы напиток был красного цвета и градусов не меньше сорока.

С тех пор и останавливался Игорь у Пал Дмитрича, не забывая прихватить бутылочку красненькой. На сей раз взял две. Больше ночей – больше настоек. В оправдание:

– Что-то снегопад.

Пал Дмитрич в окно глянул:

– Да разве ж это снегопад…

И осекся. Бывало, уходил Игорь обратно в лес и в буран, ничего его не останавливало. Сегодня снег крупный, но тихий, по такому любо-дорого гулять, но раз не хочет человек, то его дело. Снегопад так снегопад. Как скажет.

Хотелось, конечно, узнать, не случилось ли чего, но раз уж решили не лезть друг к другу, то нечего и начинать.

Мог бы Игорь рассказать, что там, в глуши, осталась чужая ему женщина, которую он с недавних пор боится, что женщина эта сошла с ума – носится с заледенелым трупом, заботится о нем, как о младенце. Но не сказал он ничего Пал Дмитричу, не поделился бедой. Просидел в сторожке безвылазно два дня, на третий с утра да пораньше в лес ушел.

Можно бы и не возвращаться. Оставить в глуши и Ольгу, и труп. Да разве ж так можно? Это же его лес! Его избушка. Его забор. Его сосны вокруг. Нет, не позволит он вот так просто взять и забрать это все у него.

Не позволит!

Игорь скользил по своей же лыжне. И впрямь, не такой уж и снегопад, раз лыжню не замело. Мелькали сосны, а он все об одном думал: как слабая женщина могла убить человека?

Игорь продолжал прокручивать в голове этот вопрос, уже глядя на Ольгу. Что-то в ней изменилось. Другая она стала. Делает вид, что боится, всего шарахается, вздрагивает то и дело, а сама вон какая – непокорная. Больше неподвластна она Игорю. Вон как смотрит на груду «Роллтонов»: с усмешкой, зачем и уходил.

А Игорь и сам не знает зачем. Думал, решится проблема сама. Раз – и нет ее. Вернется он, и не застанет в избе ни Ольгу, ни труп. Словно не было тут смерти. Словно не было тут никогда этой женщины.

Едва шагнув за забор, решил Игорь, что наполовину сбылось его желание: труп исчез. И так легко стало.

Мужчина втянул в себя свежий морозный воздух, в горле защипало. Закашлялся тут же – увидел кучу еловых веток в дальнем углу двора. Здесь проклятый мертвец! Здесь. Никуда не делся.

Сел Игорь за стол, левым мизинцем дырку на клеенке ковырнул. Ольга неторопливо пересекла комнату и плюхнулась напротив. Между ними высились «Роллтоны», делили стол на его и ее половину.

Мужчина с женщиной уставились друг на друга. Безмолвно. Выжидающе. Кто кого? Сколько всего хотелось друг другу сказать. И ровно столько же оставить при себе.

В печи тихонько потрескивали поленья, напоминая о былом уюте, покое, мирных днях, проведенных в лесной избушке. Неужели это все закончилось?