– Ничего себе башня, – сказал Костик.

– Не сносит башню-то? – спросил Макс.

– Зачем сносить, ее только построили, – удивился Михаил. Макс только плюнул.

– Ты чего сразу не сказал, что у тебя день рождения? – задал я вопрос, и Мишка как-то сразу поскучнел, а потом сказал тихо:

– Я не хотел праздновать.

– Странно, – удивился я. – Сколько исполняется, кстати?

– Восемнадцать. Первый день рождения здесь.

– У нас подарка нет, – заметил Костик.

– Я вообще не хотел праздновать.

Из ворот выглянул охранник:

– Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.

Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, – решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.

«А вот помойки у них нету», – подумал я.

Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.

– Максик, хватит тебе тереть, – сказал я. – Потом шланг возьмем и вымоем.

– Точно, шланг есть, – подтвердил юный хозяин особняка. – Я могу принести.

– Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец – он кто?

– Он адвокат в Москве. У него своя контора. «Островский и партнеры». Борис Островский.

– Ясно, – сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.

– Пойдемте лучше в дом, – предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. – Можно в башню подняться.

– А там и жить можно? – спросил любопытный Костик.

– Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.

Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.

– Вас как зовут, молодой человек?

– Петр. Петр Раевский, – зачем-то отрекомендовался я.

– А я – Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…

– А скажите… Дистрофия сетчатки – это очень серьезно?

– Очень серьезно, – кивнул Борис. – По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…

Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.

– Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, – вздохнул Борис. – Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару «гибсон». Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.

– Комбик? – спросил я.

– Кажется, да. «Маршалл». Мне сказали, хороший.

– Да уж, – согласился я. – У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.

– Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.

Я даже не особенно удивился.

– И вот что, Петр... Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?

– Я все понял. Мы попробуем развлечь его.

– Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…

– Был такой декабрист, – подсказал я.

– Да, да… А также октябрист, роялист и пианист… Нет, конечно. Вы меня не путайте, юноша. Я запоминаю только то, что относится к делу… Особенно если это дело тянет на уголовное. Впрочем, как говорится, бог с ними со всеми… Отдыхайте…