Я решил, что небольшая группа заманивателей поведет Феттермана вниз по этому гребню. Когда он приблизится к его подножию, гребень внезапно заполонят индейцы. Они закроют склон позади него, отрезав его от форта. После этого ему останется только спуститься по склонам хребта, где его ждали еще сотни воинов, или спуститься по тропе к ручью. Если он останется на гребне, когда захлопнется ловушка, у него будет один шанс из тысячи пробиться обратно в форт. Если он пойдет вперед, к ручью, или спустится по крутым склонам гребня, его поглотят.

Если бы я смог добраться до него вовремя и предупредить, чтобы он возвращался…

История распорядилась иначе. Никто не добрался до Феттермана вовремя.

Когда я начал подниматься по восточному притоку Пено-Крик, чтобы попытаться добраться до него, то буквально оказался во вражеском осином гнезде. Лес кишел ими. Только то, что некоторые из воинов в последнюю минуту произносили боевую молитву, спасло меня от того, чтобы попасть в их объятия. Я схватил Хуссейна за нос, туго завязал его веревочкой, затащил в густую березовую рощу и пополз на животе вниз по течению ручья, чтобы увидеть хребет.

Теперь вокруг меня царила неземная тишина. Я видел два отряда воинов – один минниконджу, другой хункпапа. Это означало, что оглала и шайены находились на западной стороне хребта. Прежде чем я успел об этом подумать, в зарослях появился просвет, и я увидел горный хребет. У меня перехватило дыхание, словно от удара ножом.

Далеко внизу, почти у самого подножия, ехал Феттерман со своими сорока солдатами-кавалеристами. За ним, на полпути вниз, двигалась оставшаяся пехота, и весь отряд уже был в пасти поджидающей его ловушки. У меня было время увидеть, как заманиватели разъезжали взад и вперед по берегу ручья, вызывая на себя огонь Феттермана, прежде чем обе сторона хребта, казалось, извергли из себя индейцев. Они выскакивали из всех мыслимых укрытий, вооруженные до зубов.

– Хукахи! Хукахи! Хопо! Вперёд!

Яростный крик вырвался из двух тысяч красных глоток, индейские всадники хлынули потоком вверх по склону, окружая синие мундиры со всех сторон. Мне показалось, что сама земля подо мной задрожала от грохота восьми тысяч лошадиных копыт.

Минниконжу под командованием Громового Ястреба первыми ударили по кавалеристам, отбросив их назад через пеших солдат на сотню ярдов вверх по склону. Здесь кавалеристы укрепились. Под ними пехотинцы нашли укрытие среди небольших скал на другом голом гребне. Сорок их дульнозарядных ружей начали беспорядочную и безнадежную пальбу.

Сорок человек с дульнозарядными ружьями против тысячи индейцев. Стрелы засвистели в воздухе, как рой саранчи. Внезапно одинокий Воин минниконжу проехал на своей лошади прямо сквозь эту жалкую кучку, выскочив из-за нее с противоположной стороны, развернул лошадь и огласил воздух военным криком сиу: «Хопо! Вперёд!» Его подвиг прорвал плотину сопротивления солдат; его отряд обрушился на них смертоносным потоком. Прямо под дулами сорока ружей сиу бросились в атаку на своих обезумевших лошадях. Затем последовали яростные схватки; в ход пошли ножи, боевые дубинки и томагавки. Послышались пронзительные крики умирающих.

И затем на нижнем гребне наступила полная тишина.

Наверху продолжались выстрелы и крики. Но внизу, на голом склоне хребта Лодж-Трейл, краснокожие воины с торжествующими криками рыскали среди мертвых. За то время, которое может потребоваться человеку, чтобы произнести сотню слов, сорок белых мужчин умерли, словно свиньи на бойне, и их незрячие, вытаращенные глаза были единственным отражением ужаса, о котором никто из выживших не мог рассказать.

Бой продолжался не более пятнадцати минут. Теперь воины, освободившиеся после разгрома пехоты, с криками устремились вверх по склону, чтобы присоединиться к своим соратникам. Видимо, по команде все солдаты в синих мундирах отпустили своих лошадей. Животные бросились назад, к форту. На мгновение мое сердце подпрыгнуло. Если индейцы погонятся за лошадьми, солдаты смогут добраться до вершины хребта, где круг из валунов высотой по пояс давал некоторый шанс отразить нападение. Уловка сработала, и я молча похвалил Феттермана.

Вся свора дикарей с воплями бросилась в погоню за крупными, ценными лошадьми белых людей. Воспользовавшись минутной передышкой, Феттерман повёл свою команду наверх, к валунам на вершине хребта. В этот момент индейцы бросились назад, и атака возобновилась с удвоенной яростью.

Если Феттерман нашел место, где можно было закрепиться, то он также нашел и такое, откуда не было выхода. Гребень в этом месте был не более пятидесяти футов в ширину, уходя вниз головокружительными, покрытыми пятнами льда склонами в трех направлениях, с пологим подъемом позади. Этот склон был покрыт дикарями, а у подножия трех других склонов их поджидали оставшиеся из этой орды. Моя позиция находилась точно посередине левого крыла атакующих. Я едва осмеливался дышать, и каждый вздох причинял мне боль.

Малейший треск ветки или неосторожное движение привели бы меня к быстрой и жестокой смерти.

Индейцы, заколебавшиеся из-за казнозарядных карабинов кавалеристов, на мгновение ограничились тем, что выпустили в сторону Феттермана град стрел. Но все это время они подбирались все ближе и ближе к краю гряды. Теперь я слышал, как они перекликались друг с другом через головы людей Феттермана, спрашивая, все ли там готово? И слышали ответ: «Все готово. Наши сердца храбры!»

И тут, как молния, вождь минниконжу, Длинный Лис, выскочил из укрытия, подставляя себя под ружья солдат, и ликующе закричал: «Хопо! Вперед!».