— До сих пор не могу осознать, что они додумались пойти на такое, — пробормотал он. — Я знаю Павла с детства. Не сказать, что мы были близкими друзьями — характерами не сошлись. Но мне казалось, что я могу его просчитать. Да, он вспыльчив и заносчив, но чтобы пойти на такое…

Я лишь пожал плечами.

— Чужая душа — потемки, Андрей. Проще всего соблазнить того, кто готов соблазниться. Подобные интриги — не новость. Единственное, что вызывает у меня изумление — так это то, насколько легко заговорщики взяли Павловичей в оборот.

— Ну, Павловичи всегда считали себя более достойными. Дескать, у них кровь не так разбавлена династическими браками.

— При этом у вас с отцом Алмазные ранги, а они выше Сапфира не прыгнули, — возразил я. — Ну и у кого тут кровь жиже?

Кузен устало отмахнулся.

— Да какая теперь разница? Для них это конец. Хорошо, что Катерина успела сбежать из этого гадюшника. Ее репутация не пострадает, а вот младшую сестру, Вики, мне искренне жаль. Не думаю, что она знала.

— Наверняка о чем-то догадывалась. И не рассказала.

— Сначала придется вернуть их в Россию. Если Дмитрий Павлович прав и их с матерью возьмут в заложники, то для нас организовать все будет очень непросто.

На пропускном пункте нас встретил Заболоцкий — маголекарь, казалось, валился с ног от усталости и сам бы не отказался от какого-нибудь стимулятора. Поправив очки на переносице, он обвел тяжелым взглядом всю нашу делегацию.

— Господа, должен напомнить, что палаты у нас не резиновые.

— Мой отец разрешил Дмитрию Павловичу увидеть сына. Конвой здесь для него. Мы с Алексеем сможем проконтролировать ситуацию.

— Уж надеюсь, что обойдется без глупостей, — проворчал Заболоцкий. — Видит бог, хватит с нас сюрпризов на сегодня.

Под его суровым взглядом Дмитрий Павлович, кажется, еще больше стушевался, однако решительно подошел к нему.

— Как мой сын? — голос его дрожал, но всё-таки сохранял какой-то остаток строгости. — В каком он состоянии? Пожалуйста, не утаивайте от меня правду. Я должен знать…

Заболоцкий скользнул усталым взглядом по бледному лицу князя крови и жестом велел всем подниматься по лестнице.

— Вашего сына удалось стабилизировать, Дмитрий Павлович, — говорил он на ходу. — Но его состояние нельзя назвать удовлетворительным. У него серьёзные проблемы с концентрацией эфира. Несмотря на его Сапфировый потенциал, Павел Дмитриевич очень медленно восстанавливает эфир. Почти как неодарённый.

Маголекарь замолчал, давая нам осмыслить сказанное.

— Как неодарённый? Но он ведь Романов, природный маг! Как такое вообще возможно? — Дмитрий Павлович был в шоке. — И у него всегда было неплохо с концентрацией. Да и эфир он восстанавливает быстро…

— Восстанавливал, ваше высочество, — сухо поправил лекарь. — Мы провели детоксикацию, но это не принесло ожидаемых результатов. Всё указывает на то, что вещество, которое Павел употреблял, на время увеличило, расширило его потенциал. Однако это же вещество в сочетании с большой дозой аномальной силы просто разорвало его энергетические каналы. Павел был на волоске от гибели, и ему придётся провести немало времени здесь, прежде чем мы сможем оценить, каковы его шансы на восстановление.

Князь крови замер посреди лестницы.

— Значит… Вы говорите, что он может лишиться магических способностей?

— Лукавить не буду. Такие риски есть.

Дмитрий Павлович побледнел ещё сильнее, отчаянно стиснув руки. Казалось, слова лекаря отняли у него последние надежды. Андрей же оставался собранным, лишь сжав кулаки так, что костяшки побелели.

Мы прошли по коридору и остановились у нужной палаты — и ее, и весь этаж, охраняли ребята из Зимнего.

— У вас десять минут. Вряд ли юноша сейчас выдержит больше. И, прошу вас, не давите на него. Разрыв энергетических каналов здорово влияет и на психику, и на когнитивные способности.

Иными словами, Павел мог очень туго соображать. Что неудивительно после того, что он устроил.

— Я буду в соседнем кабинете. Прибыл Толстой, есть первые результаты из лаборатории для обсуждения. И еще, Алексей Иоаннович, граф Толстой зачем-то хотел поговорить с вами. Как освободитесь, зайдите, пожалуйста.

— Конечно, — отозвался я.

Наверняка Толстой хотел выяснить у меня подробности сражения с Павлом. Или детали того, как мы приводили его в чувство, пока с мигалками везли в Военмед. Для исследователей имела значение каждая мелочь.