Десятилетиями мы бились вместе. И я оплакивал его гибель. Мы все оплакивали, но тогда я и правда лишился брата, ставшего мне родным.

И вдруг снова обрел его там, где не рассчитывал встретить никого из своего мира.

— Хорошо, — улыбнулся я. — Буду рад экскурсии в лабораторию. Хотя, конечно, предпочел бы нормальную трапезу.

— Разберемся, — Стагнис-Толстой привычным жестом хлопнул меня по плечу, но на этот раз удар получился совсем слабенький. Раньше от такого дружеского тумака я едва мог удержаться на ногах, а сейчас так, словно дамочка веером припечатала.

— Да уж, с сосудом тебе и правда не повезло, — ухмыльнулся я.

Стагнис хотел было ответить чем-то язвительным, но тут в дверь постучали, и на пороге возник Заболоцкий.

— Артем Юрьевич, — невозмутимо кивнул ему мой товарищ.

— А, нашли Николаева, значит. Хорошо… — маголекарь кивнул в сторону коридора. — Павел Дмитриевич желает вас видеть, Алексей Иоаннович.

Я удивленно приподнял брови. Неужели разум начал к нему возвращаться?

— Благодарю, сейчас зайду, — кивнул я и поклонился Толстому. — До встречи, Илья Андреевич.

— До встречи, Алексей Иоаннович.

В коридоре, переминаясь с ноги на ногу, дожидались Андрей и Кропоткин. Заболоцкий подвел всех нас к палате и неожиданно погрозил мне пальцем.

— Алексей Иоаннович, я понимаю, что ситуация патовая, но все же напомню, что пациент все еще пребывает в тяжелом состоянии. Если бы он сам не попросил поговорить с вами, черта лысого я бы снова вас к нему подпустил! У него, пацана, давление скакануло до двухсот!

— Того требуют обстоятельства, Артем Юрьевич, — спокойно отозвался я. — У нас нет времени дожидаться, пока он соизволит. Пришлось немного надавить. Но впредь буду беречь его тонкую душевную организацию.

Заболоцкий что-то пробубнил себе под нос и приказал охранявшим палату гвардейцам нас пропустить.

— Надеюсь, он делает это не от скуки, — проворчал Андрей.

— Возможно, попытается набить себе цену, — сказал Кропоткин.

Но кузен лишь холодно усмехнулся.

— Не в его положении и не после всего, что он устроил.

Я с удивлением отметил, что впервые видел Андрея… обиженным. Его действительно ранило все, что наговорил Павел, и он принял все это близко к сердцу. Обычно Андрей превосходно держал себя в руках — вечно был в приподнятом расположении духа, не унывал и в целом не пускал никого себе в душу. Этакий идеальный фасад, какой и должен держать сын великого князя.

Но сегодня что-то в нем надломилось. Да, дорогой братец, так оно порой случается — ты человеку все от души, а он тебе на крыльце нагадит.

— Павел Дмитриевич, — деловито обратился я и, обогнув кушетку, уселся на стуле возле изголовья. — Вы хотели поговорить, и я вас слушаю.

В комнате стояла тишина, только приглушённый шум дежурных шагов и доносящийся откуда-то издалека приглушённый шёпот напоминали о том, что это была очень большая больница.

Павел лежал на кровати, неподвижный, с закрытыми глазами. Но когда я устроился возле него, он словно нехотя открыл глаза и посмотрел на меня.

— Ну, что, готовы к честному разговору? — тихо спросил я, скрестив руки на груди.

— Пожалуй, — кивнул он. — Я подумал над твоими словами, Алексей. Ты был прав. Матушка знала. Не все, но достаточно. Но Вики… Сестра ни при чем. И я не хочу, чтобы она пострадала. — он глубоко вздохнул. — Я сам себя угробил, Кати мы потеряли… Родители не переживут, если потеряют еще и Викторию. Это моя цена. Я сдам все, что знаю в обмен на безопасность моей сестры.

Кропоткин с интересом склонился ближе, но покосился на Андрея. Сейчас он, как сын великого князя, мог давать подобные обещания. Ведь именно для этого его сюда и отправили. Андрей тоже проходил экзамены и испытания, которые назначал ему мой дядюшка.

— Тебе нужны гарантии, так? — Спросил кузен.

— Я не вправе их требовать и уж точно не смогу проверить, честны вы со мной или нет, — хрипло ответил Павел. — Но я надеюсь на честный обмен.

Андрей кивнул. Я понял, что у него уже был заготовлен ответ для такого сценария.

— Хорошо, вот наши гарантии, Павел Дмитриевич. Виктория Дмитриевна, как и Катерина, с этого момента формально будет находиться под покровительством императора. Она уже совершеннолетняя, поэтому не сможет претендовать на опеку, однако вопрос покровительства будет зафиксирован юридически.

— Старая лазейка, — припомнил я.

У Императорского дома был свой небольшой свод законов. В частности, император имел право взять на себя особое покровительство над любым подданным. Когда Катерина сбежала от Павловичей, дядюшка оформил подобное покровительство и над ней — до момента, как она поступила в Корпус.

В самой империи такая бумажка много не значила, но могла ой как пригодиться за ее пределами. В случае с Катериной она просто демонстрировала серьезность намерений дядюшки, а с Викторией придется и правда пустить эту штуку в ход — в рамках дипломатической миссии.