— Ты с собой в рестораны еду носишь? А зачем тогда свою шлюху в клуб притащил?

Ордуньо вытащил значок.

— Я из полиции, как и моя спутница. Сделаем вид, что я ничего не слышал.

— Не злись, Ордуньо. Мне приятно, что меня приняли за свою.

— С такой хорошенькой мордашкой ты бы не угодила в свинарник вроде этого, — ответила женщина (судя по всему, бандерша). — Ты еще и испанка, это выше котируется.

— А куда бы я угодила? — с веселым азартом спросила Рейес.

— В Мадрид или в Барселону, точнее не скажу. Столько лет уже торчу в провинции, что даже не знаю, где теперь бизнес делают. Меня зовут Осирис, и я тут главная.

Игнорируя нетерпение Ордуньо, Рейес подошла поцеловать ее в щеку, как положено при знакомстве.

— А я Рейес, навещу вас как-нибудь, когда будет побольше времени. Мне очень интересно, как все это работает.

Ордуньо решительно положил конец их болтовне:

— Я ищу Эмилио Суэкоса.

— Здесь никто не называет настоящих имен. Думаешь, меня правда зовут Осирис?

— Ветеринара, — пояснила Рейес.

— А, этого. Он уже в номере. Пошел наверх с Валькирией, она новенькая. Вот посмотрим, заплатит он или, как всегда, скандал устроит.

Открыв дверь в комнату на верхнем этаже «Шанхай-Ривер», они застали ветеринара сидящим на кровати. Перед ним на коленях стояла женщина и делала ему минет. К удивлению полицейских, она была чернокожей.

— Убирайся. — Ордуньо показал ей значок.

Рейес так и не смогла объяснить негритянке, что валькирии должны быть рыжеволосыми: не успела она открыть рот, как девушка пропала. Эмилио Суэкос натягивал трусы, испуганно глядя на полицейских.

— Сейчас покажу тебе одно видео, и посмотрим, останешься ли ты таким же необщительным, как сегодня утром. Одну фирму может ждать встреча с санитарной инспекцией, а ты, скорее всего, сильно пострадаешь.

Ордуньо сел на кровать рядом с Суэкосом и обнял его за плечи, как лучшего друга, таким образом заставляя обратить внимание на видео, воспроизводившееся на экране телефона: изувеченные свиньи, содержавшиеся в чудовищных условиях.

— Я делаю, что скажут, — пробормотал ветеринар.

— У тебя проблемы, но я тебя из них вытаскивать не буду. Впрочем, если скажешь, кому ты выписал тот рецепт на азаперонил, я, может, и замолвлю за тебя словечко. Тогда тебе дадут на несколько лет меньше, чем следовало бы.

— Толстенный мужик. Лысый, зубы торчком. Но как зовут — не знаю.

Ордуньо встал:

— Дело твое.

— Подождите. Не знаю, как его зовут, но иногда он приходит, дает сто евро, и я выписываю ему рецепт. Он никогда не разговаривает со мной; то ли немой, то ли слабоумный.

— Номер машины?

— Думаете, я выхожу смотреть номера машин?!

— Что-то ты скрываешь, — неожиданно вступила в разговор Рейес. — И уже бесишь меня.

Достав пистолет, она стала перебрасывать его из одной руки в другую. Эта выходка возмутила Ордуньо, но момент для нотаций был неподходящий.

— Клянусь вам, я не знаю его имени. Он не отсюда. Наверное, у него ферма где-то неподалеку, не в Куэнке.

— Как часто он приезжает?

— Раз в месяц, иногда два. Последний раз был две недели назад.

— За рецептом он приходил на скотобойню?

— Нет, сюда. Ждал меня на парковке напротив клуба. Там нет камер.

— В следующий раз, когда слабоумный придет за рецептом, задержишь его под любым предлогом и сообщишь нам. Если справишься, я сотру видео и мы обо всем забудем. Договорились, Суэкос?

Он протянул ветеринару свою визитку. Тот ее взял.

Уже на парковке Ордуньо спросил Рейес:

— И зачем было вытаскивать пистолет?

— Так хорошо же получилось, он испугался. Видел, как его трясло? А мне нравится иногда прикидываться чокнутой.

— Пойдем перекусим, и ты мне объяснишь, что с тобой творится. Не хочу работать с сумасшедшей, чьей бы племянницей она ни была.

В Испании едва ли найдется человек, который не слышал про квартал Эль-Киньон в Сесенье — монстра, возведенного девелопером Посеро практически в чистом поле и ставшего символом строительной лихорадки начала двухтысячных. Но мало кому из тех, кто не купил там квартиру, приходило в голову прогуляться по его широким безликим улицам или по парку до озера. Много лет говорили, что это город-призрак, что он пустует, но у Элены и Сарате создалось впечатление, что жизнь здесь была, причем она была намного приятнее, чем у обитателей беднейших кварталов Мадрида, куда так часто наведывались полицейские.

— Я думала, будет хуже, — заметила Элена. — А ты?

— А я нет. Один мой приятель из отделения в Карабанчеле переехал сюда и как-то приглашал нас на воскресный обед, так что я здесь уже бывал. Жить тут я бы не стал, потому что вокруг одни поля, но я бывал в местах и похуже.

Дом, где жила Фелиса Альварес, мать Фернандо Гарридо, убитого в Сафре, находился на улице дель Греко, которая ничем не отличалась от других улиц квартала.

— Если бы я тут жил, наверняка бы заблудился и не смог найти свой дом.