— Это ты таунхаусов в Лас-Росасе не видел! Вот где ужастики можно снимать: выходит, допустим, человек погулять с собакой и умирает от истощения, потому что никак не может определить, который из домов — его. И никто ничего не замечает, потому что он один ходит пешком, остальные ездят на машинах.

Если бы не мучительная тревога, Сарате бы улыбнулся.

В гостиной доньи Фелисы стоял полумрак. В углу она устроила нечто вроде алтаря с фотографией сына в окружении икон и потушенных свечей.

— Он был хороший человек, очень набожный, очень надежный…

Фелиса Альварес обрадовалась, узнав, что к ней едет полиция, она решила, что это означало подвижки в деле, что скоро виновного в убийстве ее сына найдут.

— Понимаю, что месть — это не по-христиански, но ничего не могу с собой поделать. Ложась спать, думаю: пусть найдут подонка, который его убил, и пусть его семья страдает так же, как страдаю я. Потом раскаиваюсь, иду в церковь молить о прощении, но ночью эти мысли возвращаются. У меня не только сына отобрали, сострадание тоже отняли.

Хозяйка настаивала, чтобы гости выпили кофе. И Сарате, и Элена чувствовали себя неловко, ведь они вовсе не собирались расследовать убийство ее сына, им нужна была только информация, которая поможет найти Ческу.

— Я овдовела больше двадцати лет назад. С тех пор только Фернандо у меня и остался. Он был чудесным сыном, всегда рядом, всегда следил, чтобы я ни в чем не нуждалась. Как теперь жить, даже не знаю. Это он возил меня к врачам, напоминал принять лекарства. В последнее время еще и кулинарией увлекся, по воскресеньям готовил мне паэлью, и как вкусно у него получалось, вы даже не представляете. Наверное, я больше никогда не смогу притронуться к паэлье.

Донья Фелиса рассказала, что Фернандо всю жизнь занимался сельским хозяйством и, набравшись опыта, создал собственное предприятие. Разводил и продавал свиней. Поэтому и поехал на свиноводческую выставку в Сафру. Конфликтов он всегда старался избегать. Непонятно, что там могло случиться, полиция предположила, что его просто хотели ограбить. Как бы то ни было, домой он больше не вернулся.

— Как представлю его мертвого в гостиничном номере… — Донья Фелиса долго сдерживалась, но теперь разрыдалась.

— Вы не знаете, у вашего сына были враги?

— Враги? Да вы что, Фернандо был замечательный человек.

— Какой-нибудь конкурент, который его недолюбливал?

— Нет. Фернандо не стремился никого обойти, хотел только поддерживать свой бизнес, чтобы нам хватало на жизнь. Он всегда говорил: раз у меня нет детей, зачем нам много денег? Чтобы быть самыми богатыми на кладбище?

— Он никогда не был женат?

— Никогда. Была у него невеста, но больше двадцати лет назад. С тех пор он так никого себе и не нашел.

Элена вынула из сумки фотографию Чески.

— Вам знакома эта женщина?

Взяв снимок, Фелиса внимательно его разглядывала.

— Лицо мне знакомо, только не пойму откуда. А зачем вы мне это фото показываете?

Не желая вдаваться в подробности, они ответили уклончиво.

Когда они уже надевали куртки в прихожей, Элена заметила:

— Тут довольно современные квартиры, выглядят неплохо.

— Знаменитая застройка Посеро. Они хорошо спроектированы, но вначале о них ходила дурная слава, так что квартал заселялся медленно.

— Да, я слышала такое. А где вы с сыном жили раньше, здесь в Сесенье?

— Нет, в Турегано, под Сеговией. Сами-то мы из Мадрида, но мужа перевели туда, когда Фернандо еще был маленьким; там он и умер… — И тут ее осенило: — Конечно, вот откуда я знаю женщину с фотографии. Это же сестра Хуаны! Не помню, как ее зовут.

Факс с жутким скрежетом выплюнул документ, которого ждал Буэндиа. Тот забрал бумагу и подошел к Марьяхо.

— Наконец-то. Судья Орсина разрешает нам войти в дом Иоланды Самбрано.

Марьяхо не отвечала. Она сосредоточенно просматривала видеозапись из Сафры. На экране компьютера сменялись увеличенные кадры.

— Слышишь? Надо сказать Элене.

Марьяхо потерла глаза и посмотрела на Буэндиа с испугом. Он сразу понял, что у хакерши плохие новости.

— Я нашла отражение в стекле картины на стене. С помощью фоторедактора убрала блики. И вот результат.

Буэндиа посмотрел на экран.

— Это рука.

— Приглядись к часам на запястье. — Голос у Марьяхо был сиплый, как будто она несколько дней не разговаривала.