— Я не к тому. Я лишь хочу сказать, что Драконы тоже могли ошибаться. Никто не знал, как оно повернется.

— Понимаю, куда ты клонишь. Где то мерило, когда можно понять, где интересы Княжества могут расходиться с государевыми или наоборот? У меня нет на это ответа. Драконы сделали выбор и их Орден перестал существовать. Зато Новгород стоит до сих пор. Стоило ли оно того? Отец считал, что да.

Я замолчал, уставившись в окно. Так-то оно, конечно, так, только благодаря Драконам ли все случилось или вопреки? И предатель ли Алексей Вредитель или истинный патриот? Придумали бы уже какую-нибудь приблуду, чтобы ей задавали вопрос, а она выдавала четкий и однозначный ответ. Нет, везде приходится напрягать мозг и совесть.

— И что стало с Драконами?

— Ничего, — кратко резюмировал Леопольд. — Орден в должном понимании не удалось возродить. Нет, я пытался, честно. Только какие-то хисты не сразу нашли хозяев, да и понадобились определенные усилия, чтобы отыскать эти промыслы. Точнее, людей, в которых те возродились. Ведь они проявились не только в нашем Княжестве.

Рубежник посигналил подрезавшей нас «Гранте», которая двигалась без света и поворотников. Однако сделал это спокойно, даже не выругавшись. Все-таки выдержка у него, как у двадцатилетнего виски. С таким напитком проблема лишь в том, что его очень легко могут разбавить, к примеру, обычной «Колой». В роли которой выступал я.

— Только оказалось, что не все рубежники, в ком проснулись промыслы Драконов, хотят жить во благо Новгородского княжества, — продолжал Лео. — Тем, кто родился в этих землях, еще можно было что-то объяснить, а остальным? Я предупреждал, что их жизням может угрожать серьезная опасность. Никитинские не успокоятся, пока не найдут и не присвоят себе все хисты Драконов…

— А Великие Князья действительно охотились за Орденом? Ну, или тем, что от него осталось?

— Да. Особенно дед Святослава, Константин. Он помнил, с чего началось правления ветви Никитинских и во что вылилась недооценка противника предшественником. Позже его сын изменил тактику. И вместо угроз и смерти смог даже переманить на свою сторону того, кому достался хист Пала. А затем… затем он нашел моего друга и соратника.

— Кого?

— Его звали Георгий Дюперрон.

— Погоди, тот самый, которому поставлен памятник на кладбище возле схрона?

— Да, — мрачно отозвался Лео. — Рубежник, которому достался не тот хист.

— Чей же?

— Пепла. Проблема в том, что Георгий не собирался убивать людей огнем и возвышаться. Я еле-еле уговорил его охотиться на старых и больных хищников. И то это потребовало определенных усилий. Геогий не выносил мук животных. Чудо, что я смог поднять его до третьего рубца за столько лет, но на том мы и закончили. Однако он был одним из немногих, кто разделил со мной участь и клятву Драконов. Дюперрон помог доделать схрон, запечатать его хитроумным артефактом. А потом…

— Князь нашел его?

— Да, отец Святослава. Георгий был слишком неосторожен и очень уж любил людей. Даже неоправданно, на мой взгляд. Однако Дюперрон не сдался и когда его пытали. И не передал свой хист…

— Ты не пытался спасти его?

Лео не ответил. Я лишь обратил внимание, как заскрипел пластик руля, да побелели костяшки пальцев. Нет, я даже понимал — клятва и долг для рубежника превыше всего. В том числе дружбы. Только не принимал этого. Не хотелось бы хвастаться, но я привлек на свою сторону крона, когда понадобилось спасать Юнию. И, думаю, влез бы в любой блудняк ради того же Мити или, прости Господи, Гриши.

— И что теперь? — спросил я через некоторое время.

— Мы должны остановить Князя. У него неустойчивая психика, это я заметил давно. Он не в меру честолюбив, что при его власти и молодости может сыграть злую шутку. И еще Святослав собирает Осколки. Не знаю для чего, но ничем хорошим это точно не кончится.

Я задумался. Почему же все так сложно? Почему у меня не бывает простых и однозначных союзников? Чтобы можно было четко сказать — вот это добро, а это зло. Нет, конечно, если сравнивать Святослава и Лео, то все выходило не в пользу Князя. Но в то же время я понимал, что у одного из последних Драконов много своих тараканов, которые водят веселый хоровод у него в голове.

Куда может привести этот союз? Бог его знает. Но точно одно — в полной мере полагаться на Леопольда я не могу. Хуже нет, когда ни у кого из составляющих договор не существует конкретных условий и приходится полагаться лишь на совесть и честь компаньона. Но что, если завтра Леопольд сочтет, что именно я угроза для Княжества?

— Нужно все обдумать — сказал я. — К примеру, пока мы работаем вместе, то не можем любым действием причинить вред друг другу.

— Или сс… бездействием, — подсказала Лихо.

— Действием либо бездействием, — добавил я.

Лео в ответ лишь кивнул.

— Все действия, которые мы собираемся совершить, обговариваются. Никакой самодеятельности.

— Боюсь, Матвей, сс… что это будет работать как раз против тебя.

Лео, не слышавший Лихо, опять кивнул.

Я продолжал «грузить» рубежника. Не знаю, что произошло. Меня будто посетило вдохновение, перемешанное с озарением. Я вдруг понял, как и что надо говорить. А что сказать у меня было.

Пришло понимание, что рубежники — это рубежники. Со всеми вытекающими. Как бы они хорошо к тебе ни относились, однако настанет момент, когда обладающие промыслом себя проявят.